Дедушка, не спи!

Утятник выглядел обычной коробкой с низкой крышей, упертой в куски ломаного шифера. Сооружение утепляли рубероидом, но кое-где рубероид потрескался сам, а кое-где ему помогли крысы. Я не мог стоять здесь в полный рост. Из балок в крыше торчали гвозди, в углах мелькали тени. Жуки, вышедшие на поверхность в поисках пищи, медленно уползали от света.

«Жуткое место», — пронеслось у меня в голове.

Рамилка посветил мне в глаза:

— Все нормально?

— Да. Убери фонарь!

— А где Влад?

— Шел за мной.

В дыру под шифером просунулась голова Владика.

— Быстрее! — скомандовал Рамилка.

— Лезу! — простонал Владик.

В глубине утятника я увидел проход шириной в полметра, а в конце его — каменную стену дома. Выждав еще несколько секунд, Рамилка устремился туда. Мы прошли до стены и свернули на право. Длинный проход повел нас вдоль дома. Теперь мы были отделены от утятника деревянной стеной с кучей гвоздей, на которых висели рыбацкие снасти. Пахло пылью. Под ногами хрустела солома. Один раз я услышал писк крысы, но Рамилка не остановился. Он шел напролом, сквозь гору старинных вещей, разбросанных за ненадобностью и испорченных временем. Когда мы свернули за угол, Рамилка выключил фонарик, и «музей» исчез из виду.

— Пришли? — спросил я.

— Осталось два шага. Черт побери, я как-то не учел эту дверь. Она может быть заперта.

Я посмотрел на дверь, чей контур просвечивал, как кости на рентген снимке. За то короткое мгновение, пока Рамилка обдумывал план действий, мне представилась сцена, как он открывает дверь, а за ней стоит проповедник. Мама всегда говорила мне, чтобы я меньше думал о неприятностях, а не то они будут преследовать меня повсеместно. Но сейчас я не мог думать ни о чем другом. Мне казалось, что неприятности себе приносим мы сами, и затея пробраться в чужой дом была худшей из всех, что imeli mesto bit ranshe.

Рамилка приблизился к двери и толкнул ее. Проход открылся.

— Сегодня удача на нашей стороне, — хмыкнул он.

Так, воспользовавшись черным ходом, мы оказались внутри дома. Когда Владик последним зашел в маленькую прихожую, Рамилка включил фонарь.

— Фух! — Он навел луч света на следующую дверь, за которой располагались комнаты. — Здесь и теплее и безопаснее.

— Конечно, — пробурчал Владик. — Где ж еще будет более безопасно, чем здесь.

— Черт, — вдруг вспомнил я, — обувь-то мокрая. Если мы натопчем…

— Мокрая — не значит грязная. — Рамилка посветил на кеды каждого из нас, потом — на пол и произнес: — Не бойтесь. Грязнее мы здесь уже не сделаем.

Тут я с ним согласился. Глядя на старенький ковер, сплошь покрытый пятнами, я понял, что не разулся бы здесь ни при каких условиях. В углу находилась вешалка со сломанными крючками. Под ней стояли два ящика с обувью. Все выглядело таким ветхим и дряхлым, будто проповедник жил тем, что находил в мусорных баках. В прихожей имелось маленькое оконце. Ставни на нем были закрыты, и никто не видел нас со стороны двора. На подоконнике лежал складной нож — первая находка, на которую Рамилка тут же положил глаз. Он попытался незаметно сунуть нож в карман, но ему это не удалось.

— Мы же договаривались ничего не брать! — выпалил Владик.

— А ну цыц! — отразил Рамилка. — Ты сам подумай: на кой деду нож?

— А тебе на кой? — спросил я.

— Пригодится. У меня хозяйство большое.

— Если твой папа увидит эту штуку, он спросит, откуда ты взял. Из-за тебя мы можем залететь все.

— А я… я спрячу. И хватит сопли разводить! Вы просто завидуете, что я первый нож нашел. Смотрите в оба! Может, и вам что перепадет.

Он отворил дверь и вошел в главную комнату.

Комната была не так велика, как могло показаться снаружи, но, по сравнению с прихожей, здесь было, где развернуться. Рамилка окинул пространство светом. Фонарик стал тускнеть, и тогда я подумал, что если вдруг свет погаснет, мы окажемся в крайне неприятном положении. От таких мыслей в животе кольнуло, и я почувствовал, как ноги сами поворачивают назад. Терпеть оставалось недолго. Я словно что-то предчувствовал.

В комнате стояли стол и приставленный к нему стул. На столе — стопка газет и огромная лупа. Поверх газет лежала книга. Библия. В тринадцать лет я еще плохо понимал разницу в таких вещах, но я помнил, как мама строго-настрого запрещала общаться с бродячими проповедниками. Они совали людям книжки, взамен просили их послушать, и мама боялась, что я вступлю в секту, откуда путь назад будет перечеркнут.

Я открыл книгу на первой странице. Мелкими буквами посередине было написано: «Свидетели Иеговы»1

«Брось ее немедленно!» — сказала бы сейчас мама, но я не мог. Мне хотелось посмотреть, что внутри. Хотелось знать, почему родители предостерегают от этих книг своих детей.

— Ты только посмотри! — отвлек меня Рамилка.

Свет ушел влево, где на стене между окон висели огромные маятниковые часы. Часы указывали на одиннадцатый час вечера. Маятник качался из стороны в сторону.

— Золото? — Рамилка направился к стене. Я едва успел схватить его за руку:

— Какая, на хрен, разница?! Мы пришли только посмотреть на печь!