Дегустаторши

Впрочем, фюрер испытывал те же страдания, да и не только он. Чтобы выбраться из полуразрушенного барака, ему пришлось опереться на Кейтеля, не получившего ни единой царапины. Перемазанный сажей, с обгоревшими на затылке волосами, висящей, как у марионетки, рукой, в разодранных брюках – подобии папуасской юбочки, – Гитлер выглядел еще нелепее мамы.

Но он выжил. И намеревался отомстить.

Об этом он объявил по радио где-то около часу ночи. Мы с Гертой и Йозефом, совершенно вымотанные, забыв даже поужинать, слушали его речь за кухонным столом. А что нам еще оставалось? В тот день наш ужин отменили, я не села в автобус, да и все равно меня бы не нашли. Я вернулась лишь через несколько часов, пешком, молча распрощавшись у калитки с Уллой и Лени, без умолку строившими гипотезы, что будет дальше, раз Гитлер мертв.

Но Гитлер остался в живых и теперь сообщал немецкой нации и всей Европе через радиопередатчики, что избежал смерти и видит в этом знак Провидения, а потому будет продолжать свою работу.

Затем выступил Муссолини: из-за опоздания поезда он прибыл только к четырем (а ведь именно ради встречи с ним Гитлер перенес совещание) и долго бродил по развалинам барака вместе со своим пострадавшим приятелем, в прошлом году отправившим в Гран-Сассо отряд диверсантов, чтобы вытащить его из тюрьмы. Даже зять дуче, Галеаццо Чиано, голосовал в июле прошлого года против него – июль явно был месяцем, неблагоприятным для диктаторов. Впрочем, неисправимый оптимист Муссолини все еще надеялся вернуть себе доверие короля – того самого, который назвал его гауляйтером Гитлера в Италии.

Все итальянцы такие: трусоватые, довольно ленивые и, разумеется, далеко не лучшие в мире солдаты – зато оптимисты. А Муссолини к тому же всегда был хорошим другом. И потом, должен же Гитлер рано или поздно показать, как у него получается подражать смеху Виктора Эммануила? Из всех государственных деятелей, которых Гитлер любил передразнивать, образ этого писклявого коротышки был его коньком, и все присутствующие хохотали до слез. Но было не время шутить: лодыжки обожжены, рука безвольно повисла. Фюрер водил Муссолини по руинам лишь потому, что, если бы он лег в постель, как советовали врачи, мир наплел бы о нем кучу небылиц.

Своими глазами увидев, какая опасность грозила его другу, дуче ожидаемо проявил оптимизм: после такого чуда они просто не могут проиграть войну. И между прочим, чудо случилось отчасти из-за него, Муссолини, хотя Гитлер, наверное, об этом даже не подозревает: из-за переноса времени совещания заговорщики успели заложить лишь одну бомбу вместо двух, а ее оказалось недостаточно. Выходит, Муссолини спас Гитлеру жизнь.

Фюрер по радио вопил, что речь идет лишь о кучке преступников, не имеющих ничего общего с вермахтом и немецким народом, которые будут беспощадно уничтожены.

Йозеф, мусоливший трубку, скрипнул зубами: вслед за сыном, которого он даже не смог похоронить, семья в тот же день чуть не потеряла и меня. Его неподвижная поза и застывший на скатерти кулак удерживали от проявлений нежности даже забившегося под стол Мурлыку.

Звон в голове становился все мучительнее, но тут Гитлер произнес знакомое имя – «Штауффенберг», и я, прикрыв ухо ладонью, принялась вслушиваться: контраст между раскаленной ушной раковиной и моей холодной рукой на миг утихомирил боль.

Именно Штауффенберг организовал путч, заявил фюрер, и я, еще не зная, что полковник расстрелян, сразу подумала о Марии: какая судьба ожидает мою подругу?

Я открыла нараспашку окно: стояла жаркая июльская ночь. Никто не ждал на улице, сарай был закрыт, и только лягушки невозмутимо квакали, не подозревая о том, что́ несколько часов назад пришлось пережить их хозяину. Скорее всего, они даже не подозревали, что у них вообще есть хозяин.

– Мы рассчитаемся с ними так, как принято у нас, национал-социалистов! – выкрикнул Гитлер, и Йозеф стиснул зубы, сломав мундштук своей трубки.

35

Марию с мужем арестовали на следующий день, переправили в Берлин и бросили в тюрьму. В деревне об этом узнали сразу: слух передавался из уст в уста, в очереди за молоком или к колодцу, летел над рассветными полями до самого озера Мой, где купались дети Хайке, наконец-то научившиеся плавать. Каждый представлял себе пустой огромный замок: теперь, когда баронов не стало и слугам пришлось закрыть ставни, они, простые селяне, могли бы туда попасть, хотя бы через заднюю дверь, и поглазеть на роскошь и великолепие, каких никогда не видывали, а после выйти через парадный вход, будто после званого ужина, пряча под рубашкой или в брюках что-нибудь ценное… Но замок охраняли круглые сутки, и проникнуть внутрь не смог никто.

Даже Йозеф остался без работы.

– Так оно лучше, разве не видишь, ты для этого уже староват, – ворчала Герта, опасавшаяся, что после стольких лет на службе у баронессы Йозефа могут в чем-нибудь заподозрить.