Читаем Деяния императора Людовика полностью

Это — главное. Однако имелись и другие обстоятельства, побудившие Тегана взяться за перо. Один из ведущих мотивов Gesta — ненависть, которую автор питает к архиепископу Реймса Эбо. Дело здесь не только в низком происхождении последнего. Происхождением, правда, определялись моральные качества человека и его место в социально-политической иерархии, как уже отмечалось выше. Однако гораздо более важным представляется тот факт, что в 30-х годах IX века Эбо являлся одним из лидеров церковной партии, боровшейся против хорепископата.

Институт хорепископов появился в первые века нашей эры и сыграл значительную роль в утверждении и распространении христианства[321]. Поначалу хорепископы, рукоположенные епископами и формально подчиненные им, возглавляли христианские общины, располагавшиеся вне городов — центров епархий. В провинции они проводили рукоположение в сан священников и дьяконов, освящали церкви и алтари, брали на себя “заботу о душах”. Они пользовались значительной самостоятельностью, но уже с IV века, по мере оформления церковной иерархии, Церковь стремится подчинить их епископам городов. Во Франкском королевстве хорепископы встречались главным образом в центральных и восточных областях, т. е. там, где епархии были либо очень обширными (Майнц, Кёльн, Трир, Лион), либо оказывались тесно связанными с миссионерской деятельностью (Пассау, Зальцбург). Они появились здесь в первой половине VIII века и с самого начала располагали большой самостоятельностью. Однако уже при Карле Великом их деятельность стала подвергаться всяческой регламентации. Стремясь унифицировать церковную организацию и упрочить иерархическое соподчинение ее звеньев, Карл запрещал хорепископам узурпировать на местах епископские полномочия[322], рукополагать в сан без назначения к определенному месту, принимать в число своего клира т. н. clerici vagantes и др.[323] Еще более отчетливо данная тенденция проявилась в первой половине IX века. Церковная партия, к которой принадлежал Эбо Реймсский, изложила свою программу на Парижском синоде 829 года. В ряду прочего там постановили не считать хорепископов vicarii episcoporum, деятельными помощниками епископов. Последние становились единственными носителями епископской власти. Только они располагали исключительным правом рукоположения, освящения церквей и алтарей. Освящения и рукоположения, совершенные хорепископами, объявлялись недействительными. Теган, по-видимому очень ответственно относившийся к своим пастырским обязанностям и много внимания уделявший “заботе о душах”, усматривал в деятельности этой партии прямую угрозу собственному положению. Он страстно доказывает, что подобная политика является если уж не происками дьявола, то во всяком случае достойным всяческого осуждения поведением презренных людей. И прежде всего тех самых неблагородных выскочек, которые вредны не только для Церкви и паствы, но и для государства (20). Тех, которые пали настолько низко, что не убоялись свергнуть с трона и подвергнуть невероятным унижениям императора, помазанника Божьего (44). Теган призывает подвергнуть их всеобщему осуждению и впредь не допускать, чтобы они занимали столь высокие и ответственные должности: вместо того чтобы “заботиться о душах” вверенной им паствы, эти люди пекутся лишь о себе. От этого страдает весь populus christianus и в конечном счете дело веры и спасения.

Страстное обличение Эбо Реймсского любопытно и в ином отношении. Выше уже говорилось о том, что всякий письменный текст в раннесредневековую эпоху обладал определенной долей сакральности. По тогдашним воззрениям (по-видимому, вообще характерным для архаичных обществ, где традиции письменной культуры либо слабы, либо отсутствуют вовсе), написанное слово могло нанести конкретному человеку столь же ощутимый ущерб, как и прямое физическое действие: Теган по-своему боролся с врагами императора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература