Глубокий вопрос царя заставил приближенного задуматься. Он опустил взгляд и начал перебирать все события своей жизни из далёкого детства до настоящего времени. Что его так изменило? Он сам не мог дать ответ. Мерцающие картинки воспоминаний вновь стали будоражить рассудок. Мидек шёл по узкой рыночной дороге, окруженной с обеих сторон ларьками. На земле валялось куча мусора и остатки еды, вымазанной в грунтовой грязи. Мальчик держал, обхватив полностью, огромную корзину свежеиспеченного хлеба, которую нес к отцу на продажу. Он часто посылал сына за новой партией, чтобы не уходить с места и не терять покупателей. Мидек видел только небольшую часть пути, всё остальное закрывал край плетеной тары. "Аккуратней! ", – возмущались прохожие, которых он нечаянно задевал. "Смотри куда идёшь!". Мальчик почти вслепую шагал в сторону царя, который двигался со своими воинами, защищавшими его. Они толпой заслоняли правителя, чтобы никто не мог даже приблизиться. За царскую ладонь держался хиловатый мальчик, который судорожно прижался к папе. Передний страж небрежно оттолкнул сына пекаря с пути и тот упал. Корзина вылетела из его рук и рухнула дном вверх. Весь хлеб плавал в коричневатой слякоти. Из жалостливых глаз Мидка уже наворачивались слёзы. Это же то, на что они живут, то, чем кормят себя каждый Божий день. Что он скажет отцу? Мальчик оторвал взгляд от потерянной выпечки и посмотрел на идущего царя. Кенваль наблюдал за грязным оборванцем валяющиеся около дороги через разрыв между двумя воинами. Он видел, что случилось и чувствовал вину, но никак не мог ему помочь.
– Ты прошёл мимо, – вдруг заявил Мидек, после раздумий.
– О чём ты?
– Тогда на рынке, ты видел меня. Видел, что сделали ваши люди и прошёл мимо.
– На каком рынке? – продолжал строить из себя дурачка Сотар.
– Поэтому ты подружился со мной после гельнеи? Тебе стало стыдно? Ты чувствовал, как вина гложет остатки твоей испорченной царской души?
Уже не было смысла утверждать, что ситуация совершенно ему чужда. Он сколько угодно может строить из себя непонимающего – Мидек прекрасно знает, что царь прикидывается.
– Я… – робко начал Сотар, – может и так. Да, я чувствовал, что виноват перед тобой. Мне казалось, что я могу всё исправить. Но чем дольше я с тобой общался, тем больше понимал, что ближе человека мне не найти. Ты стал моим другом. Настоящим другом. И дурацкая корзина хлеба тут не причём.
– Пустые слова.
– Нет, не пустые. И если есть ещё шанс вернуть всё как было раньше, то я готов. Готов всё забыть, несмотря на те ужасы, которые мне пришлось пережить. Величие и власть не отменяют человечности, даже царю нужны близкие люди.
– Мы не можем быть друзьями. Знаешь почему? Ты меня никогда не понимал. Ты и не можешь понять: эта боль, эти страдания, эти переживания. Ты всегда думал, что мы одинаковы, что мы похожи и ничем не отличаемся. Но это не так… Есть два мира, Сотар, и к сожалению, мы родились в разных. Каждую ночь я засыпаю с трепетом. Я боюсь. Боюсь, что потеряю это место и вернусь в трущобы. Вернусь в бедность и нищету, полную болезней, тяжёлой работы и грязной одежды. Ты не имеешь даже малейшего понятия каково это надеется на то, чтобы тебе сегодня удастся поесть. Может мой отец и не был богатым, но у него было сердце. А твой же был тираном и самовлюбленной сволочью, который плевал на жизни простых людей. И совсем скоро ты станешь таким же. Этого не избежать. Яблоня не плодоносит сливами, и посаженная картошка и даёт титры.
***