Действительно ли была та гора?

— Брат, не беспокойтесь. Я тоже думала, что он немного странный, но теперь, кажется, я кое-что поняла. Может, он помещик, подвергшийся чистке, или сын члена прояпонской группировки? Вы же лучше меня знаете, насколько северяне придирчиво относятся к происхождению и образованию. Неизвестно, может быть, он учился в Японии. Но если даже и так, что с того? С другой стороны, может, его социальное положение оставляет желать лучшего, его взяли в армию даже не рядовым солдатом, а только конюхом. В мирное время он, наверное, работал бы в шахте.

Мне приходилось много болтать, чтобы хоть как-то успокоить брата.

4

С того дня Шин стал часто приходить в наш дом. Однако он ни разу не спросил о том, как мы живем и что едим. Я чувствовала, что он сознательно держал определенную дистанцию от брата. Когда он встречался с ним взглядом, то ограничивался улыбкой и легким кивком, он не заставлял его говорить и больше не заговаривал о лекарстве от туберкулеза. Хотя мне тогда казалось, что он появляется внезапно, вспоминая его визиты, я отмечаю, что он никогда не приходил, когда мы садились за стол. По отношению к олькхе он вел себя вежливо, по-прежнему стесняясь ее. Казалось, он совсем забыл про свою сестру, потому что больше не заводил разговора о ней. Такое его поведение не мешало нашей семье, да и перед другими людьми не было стыдно.

Несмотря на все это, причиной, по которой его визиты выглядели естественными и не были неприятны ни ему, ни нам, было то, что он обожал племянника Чани, а тот в свою очередь сильно привязался к нему. Мать, говоря, что, возможно, у него дома остался сын, ровесник Чани, похоже, с сочувствием относилась к Шину. Что касается меня, то сначала мне было неприятно, что он внезапно появлялся в нашем доме, имея какие-то виды на олькхе. Но когда я убедилась, что у него и в мыслях нет ничего, кроме как поиграть с племянником Чани, каждый раз встречаясь с Шином в здании народного комитета, я чувствовала к нему дружеское расположение. Иногда мне снился сон, как он, перевозя глубокой ночью зерно, отложив украдкой в сторону мешок риса, ронял его перед воротами нашего дома. Глядя на то, как он любит племянника Чани, я думала, что он может так поступить, если настанет момент, когда малыш начнет голодать.

Совсем не осталось домов, которые мы не обворовали бы. Воровство вызывало у меня стыдливую дрожь и чувство вины перед хозяевами домов, но, несмотря на это, мне все-таки хотелось думать, что мы поступили правильно. Запасы, собранные нами в то время, позволили семье продержаться в течение месяца, но я, словно беременная, не прекращала думать о еде.

Однажды конюх Шин, отсутствовавший несколько дней, пришел глубокой ночью. Как бы он ни хотел увидеть племянника Чани, это было просто неприлично. Тем более что он ни разу не принес с собой и чашки риса. Стараясь никого не разбудить, он тихо стал искать сестру. Шин впервые за долгое время назвал так олькхе. Он попросил, чтобы она пошла с ним и помогла разжечь огонь и прогреть комнату в доме, где он собрался заночевать. Шин сказал, что приехал из Инчхона, но, когда доехал, уже рассвело, а сегодня ночью его вновь ждет работа, поэтому ему надо хорошо выспаться, а в комнате очень холодно. Опередив олькхе, я сказала, что сама пойду с ним. Мне не хотелось, чтобы под утро олькхе пошла разжигать для него огонь. Когда племянники начали плакать, проснувшись оттого, что мы с олькхе спорили, кому из нас идти с Шином, мать рассудила, что будет лучше, если пойду я.

Спускаясь вслед за конюхом, до конца осознав, что он мужчина, я почувствовала страх. Я подумала, что, даже если он попытается овладеть мной, никто мне не поможет. На горе, кроме нас, никто не жил. Я была в одиночестве и беспомощна. Мне было обидно и грустно оттого, что семья не сможет защитить меня, если Шин вздумает меня обидеть. Мы шли по дороге, известной мне с детства, но ноги шли не так, как прежде. В моей голове все время крутилась мысль: «Кажется, наступила весна». Меня охватила грусть. Шин вошел в дом, который находился посередине пути от нашего дома до дома Чжонхи. Я думала, что он войдет в первый попавшийся дом, но, глядя на сложенные перед печью дрова, поняла, что он заранее выбрал место ночлега.

— Что, вы даже топить не умеете? Как бы вы ни устали, будить посреди ночи людей, чтобы просить их растопить печь, это просто неприлично. Вы так не считаете?

«Хм, конюх, а даже печь разжечь не можете», — хотелось добавить мне, но я проглотила эти слова, я решила, что ни в коем случае нельзя показывать свою слабость. Он молча присел на корточки на полу кухни, беспорядочно покидал в топку дрова, уложил между ними соломенную труху и поджег спичку. После этого он резко встал и сказал, что надо серьезно поговорить. Мне показалось, что сейчас случится то, что должно было произойти с самого начала, я сделала несколько шагов назад.

— Пройдет несколько дней, и армия северян, похоже, вынуждена будет отступить.

— Это правда?

Пока он с хмурым видом молчал, я старалась успокоить бешено стучащее сердце, готовое выскочить из груди.