– Я никакая не дамочка, – повторила она. – Но может быть, меня самую капельку нужно было спасти.
Мистер Лоренс, смотревший на дорогу, бросил быстрый взгляд на Хелен:
– От какой же страшной участи я вас спас?
Хелен смотрела на витрины, но не видела их.
– Я сбегала с уроков этикета. Мои манеры теперь признаны неудовлетворительными, и хотя я уже слишком взрослая, чтобы ко мне приставлять гувернантку, мама наняла женщину, чтобы скорректировать мое поведение, пока я не распугала всех пригодных холостяков, которых отвергла Оливия.
Рот мистера Лоренса чуть съехал вбок при упоминании о сестре. А Хелен поспешно продолжила (разве он не подозревал, что у него будут конкуренты, тоже желающие добиться руки ее сестры?):
– И это ужасно. Все, чему я учусь, не имеет ни малейшей практической ценности. Я с куда бо́льшим удовольствием занималась бы тем, что мне интересно. Ведь должен же быть в мире человек, который не будет против, если его жена будет постоянно растрепана и бесполезна в плане ведения хозяйства, но сможет помочь оседлать коня или починить ось – и вообще не будет бояться замарать руки.
Хелен и мистер Лоренс посмотрели на ее ладони с обломанными ногтями и темными пятнами. Девушка мысленно отругала себя за то, что оставила перчатки на стуле, но все же больше в этот миг она искренне гордилась собой и готова была отстаивать свою правоту.
У девушки захватило дух, когда на лице мистера Лоренса она увидела намек на улыбку. Он лениво держал вожжи в руках и смотрел прямо перед собой. Желудок Хелен сделал кульбит. Ведь именно такое ее поведение мать и миссис Милфорд пытались искоренить своими нотациями. «Отлично, он, наверное, теперь думает, что я безнадежна. Но какая мне разница?» И с этой мыслью все остальные печали вылетели у нее из головы.
– Непросто найти компромисс между тем, что хочешь делать ты, и тем, чего хочет твоя семья. – Мистер Лоренс расправил плечи. – Я приехал сюда не просто для того, чтобы найти перспективы для семейного бизнеса, а для того, чтобы спасти его. В определенных кругах фамилия «Лоренс» значит немало – в точности как ваша. Мне одновременно и повезло, и не повезло быть единственным ребенком в семье: мне достанется в наследство все, но также на мне лежит и вся ответственность. Каждое мое действие отражается на моих родителях и на нашем будущем.
– Я знаю, что мне повезло, – сказала Хелен, пощипывая кружево, окаймлявшее зонтик от солнца. – Оливия блистает в лучах маминого внимания, а Джон всегда знал, что семейное дело достанется ему.
Мистер Лоренс взглянул на нее из-под длинных ресниц:
– А вы? Чем наполнены ваши дни? Я уверен: когда у человека нет определенной роли, это тоже нехорошо.
– О чем вы говорите? Мы ведь собираемся спасти дамочку!
Она улыбнулась. Хелен знала: она вовсю пользовалась занятостью родителей, чтобы делать, что ей хотелось. Ее не игнорировали, она никогда не чувствовала себя забытой, но при этом прекрасно понимала свое место в отношениях внутри семьи.
– Нет, я все равно считаю, что мне очень повезло.
Деньги и высокое положение в обществе обособило их семью, но Хелен была любима.
– Я уверен, вы не настолько безнадежны, как вам кажется.
Хелен нахмурилась:
– Однажды на дне рождения я разобрала велосипед, просто чтобы посмотреть, получится или нет. Все пришли, чтобы есть торт, а я сидела на траве среди кучи погнутых металлических деталей. – Мистер Лоренс остался невозмутим, и Хелен продолжала: – Это был не мой день рождения, и велосипед был не мой, а девятилетнего сына папиных друзей. И никто не подумал, что мне было всего семь. – Она вздохнула, а мистер Лоренс рассмеялся. – Они отреагировали слишком бурно. Если бы мне не мешали, я бы его обратно собрала.
В ответ на эти слова мистер Лоренс издал странный звук, который одновременно вызвал у девушки гордость и легкий румянец. Ее поступок не привел его в ужас. Это ее ободрило, но также и встревожило.
– Я однажды налил в чернильницу на папином столе невидимые чернила. Дело кончилось не лучше, чем ваше с починкой велосипеда.
У Хелен от смеха заболел живот, у обоих на глазах проступили слезы. Сделав глубокий вдох, девушка призналась:
– Однажды Джон сказал, что у меня получаются жутко кривые стежки, а я зашила рукава его любимой куртки. – Она вытерла слезу. – Это было не так давно. И стежки вышли на редкость уродливые.
Мистер Лоренс запрокинул голову. Звук его смеха был удивительно приятен. Он смывал все ее раздражение, которое накопилось за утро. Девушка чувствовала тепло и легкость.
– Я полагаю, он был весьма недоволен?
– Да, – ответила Хелен. – Он оторвал подкладку, когда пытался просунуть руку в зашитый мной рукав. – Девушка повернулась к собеседнику: – Моя подруга Эми-Роуз смогла пришить новую подкладку. Наверное, это его любимая куртка: он ее постоянно носит. Ой, но видели бы вы его лицо!
Мистер Лоренс рассмеялся, потом посмотрел на Хелен. Глаза его по-прежнему улыбались.
– Куда? – спросил он, подъехав к перекрестку.
Хелен уже не хотелось выходить из экипажа.
– Давайте проедем по живописным местам.
Она показала на дорогу, ведущую прочь от города.