Дэйвенпорты

Нет, она не могла сказать ему правду. Руби не обманывала себя. Она понимала: стоит признаться и их отношения закончатся. Мистер Бартон больше к ней и близко не подойдет. Но может ли она потерять его сейчас?

Руби заглянула ему в глаза. В глаза, которые смотрели на нее с таким благоговением. Правда все изменит. И все же у нее не хватало духу соврать. Этот человек заслуживал куда большего, чем Руби ему дала. Но в первую очередь он заслуживал знать правду. Девушка облизнула губы и сглотнула, горло пересохло.

– Харрисон, когда Джон вернулся, он был не в себе… – Нет, Джон ни в чем не виноват. Руби начала заново: – Когда Джон приехал из университета, я надеялась вернуть себе его внимание. Обычный флирт не сработал, так что я решила: чтобы заставить его заметить меня, мне надо общаться с другим мужчиной. С тобой.

– Значит, ты использовала меня, чтобы заставить его ревновать.

Взгляд его стал жестким. Чем дольше мистер Бартон смотрел на нее, тем сильнее у Руби стискивало горло.

Девушка взяла молодого человека за руку:

– Ты должен понять… Я единственный ребенок в семье, а мои родители и Дэйвенпорты старинные друзья. Они уже давно мечтают, чтобы две наши семьи слились в одну. – Руби подождала, пока он взвешивал ее слова. – Прости, – прошептала она.

– За что? За то, что ты все это время водила меня за нос? – Мистер Бартон принялся ходить взад-вперед. Когда он снова повернулся к Руби, лицо его стало каменным. – Значит, все это была ложь. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Сначала да, – ответила девушка. – Но сейчас все по-другому.

– Что значит «по-другому»? – Он покачал головой: – Ты что, хочешь сказать, что между тобой и Дэйвенпортом все кончено? Ты больше не собираешься его захомутать?

– Я… – Руби сморгнула слезы, за пеленой которых лицо Харрисона расплывалось. Она дышала слишком быстро, на висках проступил пот. Руби хотела ответить «нет».

«Я так тобой горжусь». Когда мать так сказала, мир Руби остановился. Мгновение она купалась в признании, которого ей так хотелось. Она не могла придумать, как все объяснить Харрисону: про ожидания родителей, про то, как она считала себя обязанной им угодить, про то, как все это мучило ее. Она не могла придумать, как это все сказать, чтобы ее слова не показались жалким оправданием человека, который не различает, что хорошо, а что плохо. Руби смогла вымолвить только:

– Все сложно.

Она заставила себя наблюдать за его реакцией. Харрисон закусил щеку, чтобы подбородок не дрожал.

– Сложно? – Он прочистил горло: – А ты объясни так, чтобы было просто. И побыстрее. Иначе я ухожу.

Руби кивнула, и с ресниц ее упали слезы.

– Прости. Мне жаль.

Эти слова, она знала, были правдой. Но когда за ними ничего не последовало, Руби почувствовала, как Харрисон Бартон отстранился.

Будто прочитав в ее душе, он произнес:

– Мне тоже.

* * *

– Извини, – сказала Оливия, закрывая за собой дверь. – У хозяйки столько дел.

Руби свесила ноги с дивана и похлопала ладонью по сиденью. После разговора с матерью, а потом с мистером Бартоном Руби стащила бутылку шампанского и пару бокалов. Гостиная между комнатами Оливии и Хелен была идеальным местом. В этом общем пространстве были вещи не только Оливии и Хелен, но еще и Руби. Ожидая подругу, она пролистывала один из каталогов, не видя изображений на его страницах. Это был знакомый уголок. Опять же, Оливия всегда знала, что делать.

Но теперь, когда подруга наконец пришла, Руби не могла начать. Не понимала, сколько можно ей открыть. Это были не просто сплетни о каком-то из множества молодых людей, желающих одарить ее своим вниманием.

Оливия села рядом с Руби. Она сбросила туфли и спрятала их под диван.

– Я принесла десерт.

Она поставила на низкий столик шоколадный бисквит, и комната наполнилась сладким запахом. В тусклом свете лавандовых свечей Руби заметила складочку меж нахмуренных бровей подруги.

– Твой любимый, – добавила Оливия и поднесла тарелку прямо Руби под нос. Когда Руби не отреагировала, подруга спросила:

– Боже мой, Руби, что случилось? Ты можешь мне все рассказать.

Руби прижалась к ней и решила перейти сразу к самому главному:

– Кажется, я влюбляюсь в мистера Бартона, – призналась она.

– Ну, так это же чудесная новость, – сказала Оливия. – А почему у тебя такой вид, будто она совсем не чудесная?

– Мои родители категорически против. У них сложилось четкое представление о том, какой должна быть моя жизнь, но… я не знаю, что делать, – простонала Руби и откинулась на спинку дивана. Она чувствовала себя абсолютно несчастной. И притом она запуталась.

Оливия была необычно молчалива, смотрела куда-то вдаль. Руби ожидала, что подруга забросает ее вопросами. Вместо этого Оливия глядела на пламя ближайшей свечи.

– Оливия?

– Мм? – Подруга не сразу сфокусировала взгляд. – Извини, Руби. – Она грустно улыбнулась и потянулась за стоящей на столе бутылкой. Наполнила оба бокала. Пузырьки всплывали к поверхности и взрывались, как крошечные фейерверки. – По-моему, самое трудное – это решить, чего мы сами хотим, и добиваться этого.