Дейзи Джонс & The Six

Эдди: Пит не желал слушать никаких здравых доводов. Уоррен сказал, что мне следует поговорить об этом с Билли – пусть, мол, Билли его как-то вразумит. Можно подумать, Пит стал бы слушать Билли, ежели не прислушался даже ко мне, к своему брату!

Уоррен: Наш разговор случайно подслушал Грэм.

Эдди: И вот Грэм тоже случайно оказывается в курсе дела. А он в последнее время вообще всем действует на нервы, поскольку бог знает из-за чего не на шутку взвинчен. Итак, Грэм говорит, что это надо обсудить с Билли. И я теперь уже ему втолковываю, что Пит не станет говорить с Билли, если уж даже меня слушать не захотел! Ну, ты же понимаешь! Но Грэм никак не внимает моим словам, и, когда мы останавливаемся где-то в окрестностях Чикаго перекусить в придорожной забегаловке, возле меня тут же нарисовался Билли:

– Что у вас тут такое? О чем нам надо переговорить?

Я же, занятый своими проблемами, ищу глазами сортир.

– Ничего, чел, – отвечаю. – Не парься.

И тут Билли заявляет:

– Это моя группа. И я имею право знать, что происходит в моей группе.

И его слова меня реально выводят из себя.

– Это наша общая группа, – отвечаю ему.

– Ты знаешь, что я имел в виду, – говорит Билли.

– Ну да, все мы знаем, что ты имеешь в виду, – огрызаюсь я.

Карен: Мы уже подъезжали к Чикаго и остановились переночевать в тамошней гостинице. Камилла заранее позвонила, записалась в местную клинику. Зашла со мною туда, присела в коридоре рядом. У меня все дрожала коленка, аж подпрыгивала, и Камилла положила мне на ногу ладонь, чтобы унять дрожь.

– Я, по-твоему, делаю ошибку? – спросила я.

– А сама как думаешь?

– Не знаю.

– А мне кажется, знаешь.

Я подумала над ее словами и сказала:

– Я знаю, что это не будет ошибкой.

– Ну, вот видишь! – ответила она.

– Наверное, я притворяюсь, будто колеблюсь в решении, чтобы все обо мне думали лучше.

– Мне нет надобности думать о тебе лучше, – возразила Камилла. – Так что можешь для меня не притворяться.

И я сразу перестала колебаться.

Когда меня вызвали, Камилла крепко сжала мою руку и так и не отпустила. Я не просила ее идти со мною в кабинет и даже не думала, что она туда пойдет, но она все равно пошла вместе со мной – бок о бок, не отступая ни на шаг. И я, помнится, все думала: «Господи, она будет при этом присутствовать». Я улеглась на стол. Врач мне объяснил, что именно сейчас произойдет. А потом вышел на минутку. Осталась только медсестра в уголке кабинета.

Я посмотрела на Камиллу, и мне показалось, она вот-вот заплачет.

– Тебя это огорчает? – спросила я.

– Отчасти я жалею, что ты не хочешь детей, потому что мои дочки делают меня счастливой. Но… Мне кажется, для того, чтобы ты была такой же счастливой, как я, тебе нужно совершенно иное. И я хочу, чтобы это «иное», чем бы оно ни было, у тебя обязательно состоялось.

И вот тогда я расплакалась. Потому что хоть кто-то меня понял до конца.

Потом Камилла отвезла меня в гостиницу, сказала всем, что мне немного нездоровится. И вот, оставшись одна, я улеглась в постель. И… Это был очень скверный день. Просто ужасный день. Осознание того, что поступил правильно, вовсе не означает, что ты будешь из-за этого счастлив. Но потом я позвонила в обслуживание номеров и дальше спокойно отлеживалась у себя в комнате, зная, что осталась бездетной, и что Камилла сейчас где-то гуляет со своими детьми. И это… показалось мне верным раскладом. Так сказать, немного порядка посреди царящего кругом хаоса.

Камилла: Не мне судить о том, что в тот день произошло. Я только могу сказать, что с друзьями надо быть рядом в их самые тяжкие дни. И на самых трудных участках пути крепко держать их за руку. Жизнь вообще строится на том, кто держит тебя за руку, и, наверное, на том, чью руку ты берешься держать сам.

Грэм: Я не знал, что в тот день произошло.

Карен: Когда мы уже покидали гостиницу, собираясь ехать в Чикаго, я увидела, что Грэм заходит в лифт один, и сперва хотела даже спуститься лестницей. Но все же передумала и тоже зашла в лифт. И мы оказались с ним наедине. Когда лифт тронулся вниз, Грэм спросил:

– Ты как, в порядке? Камилла говорила, тебе нездоровилось.

И я ему призналась:

– Я больше не беременна.

Он развернулся ко мне с таким выражением лица! Мол, никогда бы не подумал, что ты так со мной поступишь! Двери лифта открылись, но мы оба продолжали стоять, не говоря ни слова. Двери закрылись. Мы отправили лифт на самый верх. Потом – в самый низ. Не успели мы снова добраться до вестибюля, как Грэм нажал кнопку второго этажа. И вышел.

Грэм: Я все ходил и ходил по коридору гостиницы, взад-вперед, взад-вперед, снова и снова. В конце коридора было окно, и в какой-то момент я уткнулся в него головой. Прижался лбом к стеклу. И стал смотреть на людей внизу, в какой-то паре этажей от меня. Я наблюдал, как они ходят кто куда, и чувствовал неописуемую зависть буквально к каждому. Оттого, что в тот момент у них все шло совсем не так, как у меня. И я готов был махнуться местами с любым мужиком, которого видел внизу.