Оглашение приговора подсудимым назначено было на 12 июля 1826 г. в доме коменданта Петропавловской крепости, причем место и время определено самим царем. Из записки министра юстиции князя Д. И. Лобанова-Ростовского председателю суда князю П. В. Лопухину от 10 июля 1826 г. видно, как Николай I возлагает ответственность за вынесение смертного приговора на Верховный уголовный суд. В этой же записке говорится о повелении царя «собраться главному суду в самой крепости и объявить приговор подсудимым»[1239]
. Очевидно, боясь новых волнений, декабристов не рискнули везти по городу в Сенат[1240], посчитав, что будет спокойнее, если суд сам приедет в крепость для оглашения приговора.11 июля князь Лобанов-Ростовский просит А. Я. Сукина приготовить комнаты в крепости для заседания суда, на что получает ответ: «…кроме как в доме коменданта, ни одной нет, которая до 70 человек вместить могла»[1241]
.Утром 12 июля 1826 г. члены Верховного уголовного суда сначала собрались на последнее заседание в Сенате и оттуда в сопровождении двух жандармских эскадронов направились в крепость.
Декабристы не знали, что их уже судили и даже осудили и что 12 июля им будет объявлен приговор. Для них было полной неожиданностью увидеть из окошек казематов «взвод жандармов, кавалергардов, пропасть карет, двигающихся шагом, как на погребальном шествии, и все это стремится к комендантскому дому» (Н. И. Лорер)[1242]
.Днем 12 июля в камеры приходил плац-майор или плац-адъютанты, узникам приносили их собственную одежду (в том случае, если она имелась), у кого-то это было полное форменное платье, но без шпаг. Кандалов в это время ни на ком уже не было, так как 30 апреля, по повелению царя, они были сняты со всех узников. Не накидывая покрывал, с открытыми лицами, их вели по крепости к дому коменданта.
Для оглашения приговора был выбран парадный зал на втором этаже, куда декабристов вели не по той внутренней лестнице, как на допросы, а проводили через двор и по наружной (дворовой) лестнице вводили в квартиру коменданта. Там направляли вправо через ряд пустых помещений[1243]
. В тот день мебель из этой части квартиры была вынесена, и в комнатах стоял конвой из павловских гвардейцев.В нескольких комнатах подсудимых собирали отдельно по разрядам. Одеты они были по-разному: кто в мундире и полной форме, кто во фраке, кто в арестантском халате, многие исхудали, обросли бородами. Собравшиеся вместе декабристы обнимались, целовались, оживленно беседовали. По словам Е. П. Оболенского, «радость была велика при встрече с друзьями, с коими так давно мы жили в разлуке»[1244]
. Однако когда узнавали, что им будет объявлен приговор, то с удивлением спрашивали: «А разве нас судили?»Перед тем как войти в парадный зал, подсудимые, согласно делению на разряды, ожидали своей очереди в двух ближайших к залу комнатах – гостиной и столовой. Когда в зал входил один разряд, его место занимал следующий, и так все разряды проходили один за другим.
Первыми в зал ввели пятерых поставленных вне разрядов – П. И. Пестеля, К. Ф. Рылеева, С. И. Муравьева-Апостола. М. П. Бестужева-Рюмина и П. Г. Каховского. Их сопровождал конвой – впереди два гренадера с одним унтер-офицером и позади два гренадера[1245]
.В это время в опустевшую гостиную привели первый разряд, и многие из вошедших декабристов слышали из-за закрытых дверей зала «какие-то громкие, прерывающиеся слова, которых смысл объяснился… после, прочтением приговора смертной казни над пятью лицами, осужденными на смерть» (А. В. Поджио)[1246]
.В этот момент произошел драматичный эпизод, о котором несколько десятилетий спустя вспомнят в переписке декабристы И. И. Горбачевский и М. А. Бестужев[1247]
. Вот что рассказывает последний из них, осужденный по второму разряду: «Дверь из комнаты, где был собран первый разряд, распахнулась в ту комнату, где стояли пятеро висельников: я и многие другие бросились к ним. Но мы успели только обняться, нас и разлучили». Видел пятерых также и Горбачевский. Судимый по первому разряду, он находился в соседней с залом комнате – гостиной. Михаил Бестужев, отнесенный ко второму разряду, находился, следовательно, в угловой комнате, и прежде чем попасть с другими товарищами в зал, должен был пробежать через гостиную. Тут, вероятно, произошла сумятица, когда на миг распахнулись двери в нескольких помещениях, и ритуал суда на какое-то мгновение был нарушен. «Но мы только успели обняться, нас и разлучили», – как вспоминал Бестужев. И разлучили навеки[1248].Насколько можно судить, строгой изоляции разрядов не получилось, например, И. Д. Якушкин видел товарищей из другого разряда, когда их проводили мимо, и удивлялся их худобе. В. С. Толстой, отнесенный к седьмому разряду, бросает вскользь: «…мы хлынули толпой, нас вернули назад и построили по порядку приговора»[1249]
.