1 июня 1826 г. был издан высочайший манифест об учреждении Верховного уголовного суда над декабристами. В манифесте царь требовал «справедливости, справедливости нелицеприятной, ничем не колеблемой, на законе и силе доказательств утвержденной». Он сам назначал членов суда, которые воспринимали это как акт особой монаршей милости. Всего в состав суда вошло 72 человека; из них – 18 членов Государственного совета, 3 члена Святейшего синода, 36 сенаторов и 15 особо назначенных лиц «из высших воинских и гражданских чиновников». Можно ли было ожидать от такого суда «справедливости нелицеприятной»?
Председателем суда был назначен князь П. В. Лопухин, его заместителем князь А. Б. Куракин, обязанности генерал-прокурора исполнял министр юстиции князь Д. И. Лобанов-Ростовский. Весь ход суда Николай I направлял через М. М. Сперанского. Как до этого царь был главным следователем, так теперь он стал главным судьей[1233]
.Суд проходил негласно в помещении Сената. Подсудимых на заседания не вызывали и защиты они не имели[1234]
. Чтобы придать какую-то видимость законности этому процессу, была создана Ревизионная комиссия для опроса подсудимых. Комиссия состояла из трех отделений, в каждое вошло по одному представителю от Государственного совета, от Сената, от особо назначенных лиц и от Следственной комиссии. Одно отделение опрашивало членов Северного общества – в нем представителем от следствия был А. Х. Бенкендорф, второе – членов Южного общества, здесь представителем следствия был А. И. Чернышев, третье – членов Общества соединенных славян с представителем следствия в лице В. В. Левашова.Для заседания Ревизионной комиссии был назначен Комендантский дом. 7 июня начальник Главного штаба И. И. Дибич просит А. Я. Сукина «сколь возможно поспешнее» приготовить в крепости три комнаты, чтобы в 12 часов следующего дня могли состояться раздельные заседания отделений[1235]
.Ревизионная комиссия заседала в крепости 8 и 9 июня 1826 г.[1236]
Опрос подсудимых сводился к тому, что их по очереди приводили в Комендантский дом, на сей раз с открытыми лицами и без тех церемоний, которыми сопровождались допросы. Здесь члены Ревизионной комиссии предлагали каждому утвердить своей подписью ответы на три вопроса: 1) его ли рукой подписаны показания, 2) добровольно ли они подписаны, 3) были ли даны ему очные ставки.С. П. Трубецкой вспоминает: «В комнате, в которую ввели меня, я нашел новые лица, сидевшие за круглым столом. <…> Сенатор Баранов спросил меня: “Ответы, писанные вами в Комитет, все ли писаны собственною рукою?”. Князь Салтыков молча показал на кипу, пред ним лежавшую. Я отвечал, что я свои ответы все писал сам, своею рукою.
Баранов: “Итак, не угодно ли вам будет это подписать?” – написали записку, которую подал мне Бенкендорф с особенною учтивостью, встал и принес мне стул. Я сел и подписал записку, которая заключала сказанный мною ответ, и меня тотчас отпустили.
Некоторые лица из подсудимых объявили, что ответы их были вынуждены противоестественными мерами: голодом, закованием в железа и т. п. Послан был к ним священник упрашивать их, чтоб они взяли назад это показание, и он в этом успел»[1237]
.Этот рассказ дополняют воспоминания И. Д. Якушкина: «Меня привели в небольшую комнату. <…> Сенатор Баранов очень вежливо предложил пересмотреть лежащие перед ним бумаги и спросил, мои ли это показания. Прочесть все эти бумаги было невозможно в короткое время. <…> Я перелистывал кое-как бумаги, которых Баранов даже не выпускал во все время из рук, и видел на иных листах свой почерк, на других почерк мне совершенно незнакомый. Баранов предложил мне что-то подписать, и я подписал его листок, не читая»[1238]
.Если же арестант упорно отказывался подписать бумагу, то ему внушали, что без подписи его не смогут судить, и он навсегда останется в крепости. Последнее обстоятельство было столь веским, что подпись появлялась.
10 июня Верховный уголовный суд выслушал донесение Ревизионной комиссии и затем выбрал новую комиссию для определения разрядов виновности, которая работала до 27 июня. Было установлено 11 разрядов; пятеро декабристов были поставлены вне разрядов.
8 июля суд принял проект приговора – Всеподданнейший доклад Верховного уголовного суда. 10 июля последовал указ Николая I Верховному уголовному суду о конфирмации приговора. Окончательный текст приговора назывался «Роспись государственным преступникам, приговором Верховного уголовного суда осуждаемым к разным казням и наказаниям».