Кроме того, по мнению А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, было «очевидно, что лирический герой обоих стихотворений» «не солидаризируется с мятежным народом» и призывает «обратить народное негодование в другое русло»[1619]
. Однако ничего подобного нет ни в одном из двух рассматриваемых стихотворений. Все приведенные слова о народе – вымысел авторов. Основой для такого вымысла, возможно, послужило указанное выше неверное истолкование «тиранств» как характеристики действий восставших, а не временщика. Однако и о «тиранствах» говорилось в сатире, а не в стихотворении «Гражданин». Авторы без всяких оснований перенесли свой неверный вывод, сделанный на основании сатиры «К временщику», на стихотворение «Я ль буду в роковое время…».Хотя в стихотворении «Гражданин» достаточно ясно говорится о «роковом времени» как об эпохе грядущего восстания, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская почему-то решили, будто Рылеев назвал «роковым временем» тот момент, когда он писал стихотворение. В связи с этим авторы объявили, что «роковое время наступило после отставки министра Голицына – покровителя Рылеева». «Новая эпоха не сулила Рылееву ничего хорошего», – поясняли А. Г. Готовцева и О. И. Киянская. Он «не мог рассчитывать не только на покровительство, но даже и на нейтральное внимание Аракчеева к собственным литературным предприятиям»[1620]
.Стремясь совершить очередное «открытие», авторы, видимо, не поняли, насколько они принизили смысл и значение стихотворения «Я ль буду в роковое время…», истолковав обращенный к молодому поколению призыв поэта готовиться к борьбе за свободу против «самовластья» как сетования Рылеева по поводу бытовых трудностей, которые могли возникнуть у него в связи с отставкой А. Н. Голицына. Разумеется, для подобного истолкования не было никаких оснований.
Стихотворение «Я ль буду в роковое время…» было известно многим еще до 14 декабря, причем под «роковым временем» читатели понимали время восстания. Мичман Петр Бестужев, по-видимому, получил стихотворение от одного из своих старших братьев, Александра или Николая, постоянно общавшихся с Рылеевым. «Третьего года зимой» (как писал мичман В. А. Дивов в марте 1826 г.), то есть, видимо, в конце 1824 г., Петр Бестужев принес к жившим вместе братьям Александру и Петру Беляевым и В. А. Дивову[1621]
«стихи сочинения Рылеева», в том числе «Я ль буду в роковое время…»[1622]. А. П. Беляев выучил стихотворение наизусть и во время следствия привел его почти полностью, пропустив только четыре строки и заменив одно слово[1623].Стихотворение Рылеева знал и лейтенант Гвардейского экипажа Н. П. Акулов (Окулов). Вскоре после получения известия о смерти Александра I он пришел на квартиру Беляевых и Дивова и сказал последнему: «Вот ваши сочинители свободных стихов твердят: “Я ль буду в роковое время позорить гражданина сан?” – а как пришло роковое время, то они и замолкли». После ухода Акулова Дивов обратился с тем же вопросом к А. П. Беляеву, и мичман отвечал: «Погодите, еще, может быть, и не ушло время»[1624]
.Стихотворение Рылеева хорошо знал и «меньшой брат» декабриста А. М. Булатова Михаил. Он «беспрестанно произносил» его, так что и А. М. Булатов запомнил последнюю строку. Уезжая из дома 14 декабря, он сказал другому брату: «Если я буду в действии, то и у нас явятся Бруты и Риеги, а может быть и превзойдут тех революционистов». Когда Булатов вернулся после разгрома восстания, его младший брат, «начитавшись вольных стихов, поминутно твердил: “И не будет у нас ни Брута, ни Риеги”»[1625]
.В четвертой главе статьи А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, игнорируя все известные факты из истории тайных обществ, пришли к абсурдным выводам, будто Союз благоденствия существовал «для поддержки просветительских и гуманитарных инициатив министра духовных дел и народного просвещения»[1626]
, а Рылеев начал «целенаправленную деятельность» по организации «военного заговора, направленного на смену формы правления в России» в 1824 г., когда «и он сам, и остатки столичного тайного общества лишились покровительства князя Голицына»[1627].