Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

«Соединенные Славяне» составили в Южном обществе особую «славянскую управу» и стали деятельно готовиться к открытой схватке с Зимним дворцом. Тем же, несмотря на разногласия по частным и не совсем частным вопросам, были заняты и остальные декабристы Севера и Юга. Тогда никто не мог предположить, что момент решающего столкновения с властью гораздо ближе, чем им представлялось. История продолжала играть с дворянскими радикалами в понятную только ей игру, подбрасывая России все новые неожиданные вопросы и проблемы.

Эскизы к портретам

Кондратий Федорович Рылеев

Одной из причин того, что Северное и Южное общества так и не объединились, было, помимо всего прочего, видимо, еще и полное различие характеров их руководителей. Многое, присущее Рылееву, совершенно не просматривалось у Пестеля, и наоборот, многое, что составляло натуру Пестеля, не было характерно для Рылеева. Один – горячий фанатик идеи, принимавшийся за дело с неизбывным энтузиазмом, привыкший руководствоваться чувствами и уже поэтому не умевший холодно, со стороны взглянуть на свои теории, возможности организации, оценить силы сторон.

Другой – энциклопедический ум, блестящий теоретик, человек волевой и редко увлекавшийся. Все его речи, проекты, планы просчитаны и обдуманы до последней мелочи. Двух этих людей тянуло друг к другу, видимо, в силу закона о притяжении противоположностей, но забыть о смутном, не имевшем четкого объяснения недоверии, внезапно возникавшем холодке в отношениях, они не могли. Вряд ли стоит подробно говорить, насколько не совпадали их манеры поведения, разнились отношения с окружающими, насколько непохожие друг на друга образы Рылеева и Пестеля запечатлелись в воспоминаниях современников. Пестель главным образом, что называется, уламывал людей, побеждал собеседника силой логики, нежели обвораживал его. Нрава он был властного, требовал безоговорочного подчинения членов общества приказу центра. Его окружали единомышленники, покоренные сильной личностью поклонники, но никак не задушевные друзья.

Рылеев был совершенно иным. «Я не знавал другого человека, – вспоминал А.В. Никитенко, – который обладал бы такой притягательной силой, как Рылеев… Стоило вам самим поглубже взглянуть в его удивительные глаза, чтобы… всем сердцем безвозвратно отдаться ему». В дружбе Кондратий Федорович был откровенен и доверчив, считая ее одним из величайших человеческих богатств. Вообще он очень легко сходился с людьми, но чутье на «своих» и «чужих» у него совершенно отсутствовало. Стоило человеку выказать недовольство правительством или позлословить насчет нецивилизованности российских порядков, как Рылеев верил, что перед ним отчаянный либерал, готовый на все ради блага Отечества. Выручало его в таких случаях только безошибочное чувство правды. Ложь Кондратий Федорович не переносил и ощущал криводушие с полуслова (недаром Н. Бестужев называл его «мучеником правды» задолго до его мучительной кончины).

По общему признанию никто другой в Северном обществе не смог бы так сыграть роль детонатора выступления, энтузиаста революции, как Рылеев. Само восстание 14 декабря во многом было делом его рук. При участии Кондратия Федоровича принималось решение о дне приведения войск к новой присяге как начале выступления революционеров. Он передал функции диктатора на 14 декабря С.П. Трубецкому. Дом Рылеева в период междуцарствия стал местом постоянных совещаний декабристов. В эти решающие дни и часы Кондратий Федорович всячески пытается увеличить число членов Северного общества. В «Алфавите декабристов» перечислены 11 человек, принятых Рылеевым в тайное общество в дни междуцарствия, причем большинство из них были офицерами Московского и Гренадерского полков – основной силы будущего восстания. Может быть, предыдущие строки создали у читателя впечатление, будто Кондратий Федорович накануне восстания не осознавал опасности действий декабристов, будто его поэтическая натура была готова лишь к впечатляющей победе над врагом. Это совсем не так.

13 декабря Кондратий Федорович и Трубецкой разработали окончательный план восстания и сформировали состав Временного правительства. Даже во время восстания, когда стало ясно, что диктатор не явился на площадь, Рылеев пытался спасти положение, метался по казармам и караульным, чтобы набрать больше военной силы, не возвращаться на площадь без подкрепления. Слова, сказанные им в тот день Н. Бестужеву, могут стать эпитафией поэта-революционера: «Предсказание наше сбывается, последние минуты наши близки, но это минуты живой свободы; мы дышали ею, и я охотно отдаю за них жизнь свою».