Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

Записка Муравьева, представленная Александру I, не получила ожидаемого монаршего благоволения. По сообщению С. П. Трубецкого, «Его величество, прочтя, сказал: “Дурак! Не в свое дело вмешался”»[353]. Впрочем, в данном случае не следует усматривать идеологического расхождения царя и декабриста. Причины высочайшего неудовольствия лежали в другой плоскости. Незадолго до подачи этой записки полковник А. Н. Муравьев, назначенный на должность начальника штаба гвардейского отряда в Москве, подвергся несправедливому, как ему показалось, служебному взысканию и отсидел срок на гауптвахте, после чего подал в отставку, но получил отказ[354]. В этой связи раздраженная реакция царя вполне понятна: полковник и начальник штаба Муравьев должен лучше выполнять свои прямые обязанности, а не заниматься публицистикой.

В целом же в 1818–1819 гг. реакция царя на антикрепостнические выступления была вполне благосклонной. Так, например, известен рассказ М. И. Жихарева о том, как 1819 г. П. Я. Чаадаев через своего шефа И. В. Васильчикова, командующего Гвардейским корпусом, представил Александру I стихотворение Пушкина «Деревня», в котором даже либеральный А. И. Тургенев усмотрел «преувеличения насчет псковского хамства» (под хамством в тургеневском кругу подразумевали крепостное право)[355]. Царь, как рассказывает Жихарев, остался доволен, «и будто по прочтении он сказал Васильчикову: “Faites remercier Poushkine des bons sentiments que ses vers inspirent”»[356]. Правда, как свидетельствует тот же Жихарев, инициатива в данном случае исходила от самого царя: «Государь пожелал прочитать что-нибудь из его произведений»[357], но выбор антикрепостнической «Деревни», конечно же, не случаен. Исследователи полагают, что за этим стоял Н. И. Тургенев[358]. В конце того же 1819 г. он через петербургского генерал-губернатора М. А. Милорадовича подал Александру I записку «Нечто о крепостном состоянии»[359]. Царь и на этот раз отнеся благосклонно к аболиционистским идеям декабриста. «Он поручил гр. Милорадовичу передать свое благоволение автору и сказал, что он выберет самое лучшее из поданных ему записок по этому вопросу и что-нибудь сделает для крепостных. Это, конечно, так и осталось обещанием»[360].

Обращаться можно было не только к царю, но и к членам императорской фамилии. Особое внимание декабристы уделяли императрице Елизавете Алексеевне. Немка по происхождению, баденская принцесса, она была русской патриоткой с ярко выраженными русофильскими взглядами, прекрасно знала русский язык, любила русскую литературу и покровительствовала русским писателям, в том числе и Пушкину. По своим политическим взглядам Елизавета Алексеевна была умеренной легитимистской. Она верила в незыблемость монархических принципов, но монархию понимала в духе идей XVIII в., осуждала деспотизм и считала, что монарх в своем правлении должен руководствоваться твердыми законами. Как и Александр I, Елизавета была настроена против крепостного права, но, в отличие от своего мужа, она не выносила военных парадов и вообще муштры. Известно ее отрицательное отношение к военным поселениям и сочувствие солдатам Семеновского полка, восставшим против их командира Г. Е. Шварца[361].

Все это внушало членам тайных обществ, помышлявших о конституционной монархии, определенные надежды. Немаловажным было и то обстоятельство, что Елизавета была бездетной и фактически брошенной женой. Александр давно открыто жил со своей любовницей М. А. Нарышкиной, имел от нее рано умершую дочь Софью. У Елизаветы были плохие отношения не только с мужем, но и со свекровью. В императорской семье она чувствовала себя одиноко и отчужденно. И это лишь усиливало к ней симпатии. Вяземский в письме к А. И. Тургеневу назвал ее «le seul homme de la famille»[362]. К Елизавете обращались в тех случаях, когда к Александру обращаться было рискованно или когда само обращение к ней имело некий подтекст, направленный против императора. Так, например, Вяземский, передавая ей через А. И. Тургенева полный текст искаженного цензурой «Послания к М. Т. Каченовскому», писал: «Я рад, что императрица <…> увидит, что делается в этой России, управляемой с почтовой коляски»[363]. Ей же через того же А. И. Тургенева Вяземский передал и свое самое острое политическое стихотворение «Негодование»[364]. Смысл этих жестов вполне очевиден. Александр I, занятый международными делами Священного союза, много времени проводит в разъездах по европейским конгрессам (отсюда его прозвище «кочующий деспот»), и вообще его полностью поглотили вопросы внешней политики, а внутреннее положение страны он отдал «на откуп» А. А. Аракчееву. Бумаги за подписью Аракчеева получают статус царских указов. Поэтому разоблачение аракчеевщины становится одной стороной борьбы за изменение существующего строя, другой являются попытки привлечь императрицу, презирающую царского любимца, в лагерь оппозиции.