Декоративка

— Чтобы тебя купить, я занял деньги, — сказал Зен. — Возвращать мне их придется с процентами, так что эти пятьдесят монет растают быстро. Я буду использовать тебя как приманку в ловле на гуи, Ирина. Это смертельно опасно, но если охота будет удачна — монет у меня будет в десять раз больше. И ты согласишься добровольно рисковать жизнью, чтобы я, человек, которого ты ненавидишь, озолотился?

Я ожидала от немногословного Зена лаконичного «нет» или оскорбления, и допускала, что он вообще ничего не ответит, пихнет меня и пойдет дальше, сочтя мои слова, как и прежде, пустой болтовней или попытками запудрить голову. Поэтому необычно длинный для мэнчи ответ меня удивил.

— Да, согласна, — сказала я торопливо, и, пока он был настроен слушать, добавила: — Согласна тебя озолотить. Согласна рисковать. Но ты должен забыть слово «декоративка». На следующий месяц я для тебя свободный человек. Это значит никаких приказов и никаких распусканий рук. И ответы. Я хочу, чтобы ты нормально со мной разговаривал и отвечал на мои вопросы правдиво, без усмешек и увиливаний. Я со своей стороны тоже обязуюсь отвечать на твои вопросы. Договорились?

— Да.

— Это, как-никак, договор, его надо скрепить хотя бы рукопожатием, — сказала я, и, стащив с руки перчатку, протянула мэнчи свою ладошку; так как мы стояли вплотную, ладошку мне пришлось опустить и чуть отвести в сторону.

Зен так на меня зыркнул, что мне подумалось, он точно психанет и наш договор так и останется моей фантазией. Но он и в этот раз меня удивил: тоже сдернул со своей руки варежку и крепко сжал мою ладошку.

Я вздрогнула, ощутив, какая у него теплая и шероховатая кожа и, запечатлевая момент, проговорила:

— Небо — свидетель, мы договорились. Если нарушишь договор, то тебя проклянут боги.

— Вот-вот, помни: нарушишь договор, будешь проклята, — парировал он. — Надевай рукавицу и пошли. Время не ждет.

Надев рукавицу, я подняла со снега сумку, поудобнее перехватила ее, и, нагнав быстро идущего Зена, у которого от такого темпа дыхание участилось, сказала:

— Помедленнее, пожалуйста, я не успеваю.

Мэнчи раздраженно фыркнул, но шаг сбавил. Спустя некоторое время я заметила, что дышит он не так уж ровно, как мне показалось поначалу, и что сумку, скорее всего, не несет потому, что ребро его многострадальное еще как побаливает.

Притворщик! А я-то чуть суперменом его не сочла.

— Все-таки тяжеловато после травмы, да? — вкрадчиво спросила я.

— Нет. Просто мне тоже свобода как воздух нужна. А здесь…Здесь дышать нечем.

«Согласна, — подумала я. — Здесь чистейший воздух, но дышать нечем».

Снова я оказалась в неказистом жилище Зена. Дом еще не успел остыть; в теплом, по сравнению с наружным, воздухе витал знакомый запах.

— Сбиту медовую варил? — обрадованно спросила я, ощутив настоятельную потребность выпить чего-то вкусненького и тепленького.

Зен усмехнулся, небрежно сбросил на лежанку свой тулуп, подошел к очагу, и, легонько отпихнув меня в сторону, стал разжигать его.

Я намек поняла и отошла к столу; на нем стояла лишь полусгоревшая свеча. Вздохнув, я прошлась по комнате, освежая воспоминания о том, как здесь все устроено. Так уж вышло, что последний месяц мы практически прожили у Тредена, а этот домик пустовал. Походив немного, я неторопливо сняла верхнюю одежду и оставила ее прямо на лавке: Зен сам потом уберет, куда надо.

Огонь быстро разгорелся и весело затрещал; желтоглазый зажег свечу на столе, чтобы стало светлее (окна в доме если и были, то я не знала, где, потому как они, наверное, всегда были закрыты внутренними ставнями), и подошел к сумке, которую я также оставила на лавке. Первым он вытащил вязаный носок, в который я затолкала мешочек с золотом, тот самый, который так раздразнил декоративок.

Зен взвесил носок в руке и достал из него мешочек; носок полетел в сторону. Я поймала его и аккуратно положила на лавку. Мэнчи же развязал мешочек и высыпал себе на ладонь сверкающие, начищенные золотые монеты. Попробовав одну монетку на зуб и убедившись, что это не подделка, Зен посмотрел на меня; его глаза засверкали как то же золото.

— Как золото раздобыла?

Я обещала говорить ему правду, но обещание ведь не будет нарушено, если говорить не всю правду?

— Это плата за то, что я рисую одну мэзу. Она вызвала меня во дворец перед самой ярмаркой, очень мило со мной поговорила и одарила.

— Откуда она знает, что ты умеешь рисовать?

Я пожала плечами.

— Мне все равно, главное — деньги.

Зен ухмыльнулся и продолжил «обыск»; я попросила одну монетку, чтобы рассмотреть поближе. Впечатления на меня этот металлический желтый кругляшок не произвел — видимо, нет во мне духа нумизмата. Я вернула Зену монетку. Остальные четыре мешочка он нашел в еще одном носке, в нательной рубашке, в теплой шали и на самом дне сумки, в потайном кармане под подкладкой. Мэнчи проявил интерес не только к золоту: изучил шкатулку с косметикой, понюхал сбор сушеных трав в мешочке, развернул сверток с «платьем для соблазнения».