Декоративка

— Смотри-и-и-и, — снова вклинился в обсуждение молодой мэнчи с протяжным голосом, — если надуешь, мы тебя самого… разденем да нарисуем. Так нарисуем, что места живого не останется.

Зен повернул к самоуверенному молодцу голову и — я почувствовала это — собрался все испортить. Пусть потом с ним разбирается, но не сейчас! Я со всей силы бахнула пяткой по носку его ботинка, чтобы он придержал язык; звук получился негромкий, зато объемный… Зен сжал губы, и так и ничего не ответил на откровенный вызов — только кивнул…

Треден вышел из-за стола и пошел за бумагой и рисунками, а «луковый» паренек отправился за «рисовальной палочкой». Зен медленно повернул в мою сторону голову и посмотрел пронизывающими желтыми глазами.

«Чего смотришь? — мысленно ответила я. — Как партнер, я имею полное право заткнуть тебе рот, чтобы ты не подставил нас обоих».

Видимо, Зен тоже об этом вспомнил, поэтому ничего не сказал: просто ущипнул меня за ногу. Совсем не больно ущипнул, так, напомнить, чтобы я не сильно наглела.

Если бы кто-то сказал мне полгода назад, что я попаду в другой мир, я бы, естественно, не поверила фантазеру и покрутила пальцем у виска. А если бы этот кто-то добавил, что я буду в этом самом другом мире производить продукцию 18+, я бы… не знаю, как бы я отреагировала, но реакция точно была бы бурной!

Когда я рисовала Зена дома у Тредена, мною владело вдохновение, и в то же время было спокойно. В едальне же меня напрягало все: и обстановка, и посетители, и шум, производимый ими… Но мой хозяин сидел рядом, а его друг — напротив, так что мне удалось справиться с нервозностью и отрешиться от отвлекающей, совсем не способствующей творчеству обстановки.

«Рисовальная палочка», которую принес парень-с-луком, оказалась карандашом — по крайней мере, я так про себя назвала тонкий графитный стержень, заключенный в деревянный футляр. Конечно, карандашом рисовать было во много раз удобнее, чем угольками, но тут у меня возникла новая проблема: в качестве модели для рисования настойчиво представлялась Лена. Я видела ее несколько раз обнаженной, а потом и в наряде мэзы, так что в сознании прочно укоренилось равенство мэза=Лена. Но не могла же я нарисовать свою подругу?

Мне нужен был другой пример, но какой?

Чтобы понять, от чего отталкиваться, я склонилась к Зену и спросила, каков у местных идеал женской красоты.

— Разве ты не видела мэзу? — шепотом уточнил он.

— Видела, но мне надо знать, что нравится большинству. Иначе мои художества будут плохо продаваться. Выбеленные волосы, светлые глаза, аккуратный нос, пухлые губы — это нравится?

— Мясца, мясца добавь, — посоветовал Треден, расслышавший меня, и выразительно показал на себе, какие изгибы должны быть у дамы мечты.

— Большая грудь, тонкая талия, крутые бедра… Предсказуемо, — усмехнулась я.

— Она должна быть как корова, — продолжил бородач томно, с придыханием.

Мои брови приподнялись.

— Хорошо откормленная, холеная, самая ценная животина в хозяйстве, оберегаемая от гуи и воров, — пустился Треден в художественные сравнения.

Я усмехнулась и, решив ориентироваться на Мэрилин Монро, принялась рисовать «корову». По сути, все, мэнчи описали стереотипный образ сексапильной блондинки с формами. Примитив…

Они хотели обнаженную женщину, но ведь и обнаженную женщину можно изобразить невинно. Моя мэза на рисунке стояла вполоборота. Длинные волнистые волосы струились плащом по ее спине, прикрывали круглые ягодицы, но не полностью. Я подала ее красоту намеками: вроде и нет одежды, но самое интересное скрыто. Неприкрыты только часть грудной клетки, плечико с лилией-татуировкой, окружность левой груди… Как женщина, я не видела ничего особенного в том, чтобы просто изобразить красивую голую даму. Мне хотелось эстетики, утонченности, и в итоге самым сексуальным в рисунке получилось спокойное склоненное лицо мэзы, освещенное мягкой полуулыбкой…

Рисунок был закончен, а мне все хотелось что-то подправить, добавить… Зен мягко перехватил мою руку, испачканную карандашом, давая понять, что пора заканчивать. Я стерла пот, выступивший на лбу, и спросила:

— Что скажешь?

— О-о, — протянул восхищенно Треден, и перегнулся через стол. Рисунок он видел перевернутым, но и такой он на него произведение произвел. — О-о-о…

— Нравится?

— Да, но тощевата. И одни волосья видны. Ты бы ее того, передом нарисовала!

— В самый раз, — возразил Зен и, взяв рисунок, встал из-за стола.

Мэнчи, ожидающие, когда же я закончу, так и повалили ему навстречу (пока я рисовала, они сидели на своих местах, как выдрессированные, хотя у некоторых явна была ломка любопытства). Пряча рисунок, Зен подошел к хозяину едальни.

Я не могла бы с такого расстояния разглядеть, что там происходит, поэтому просто взяла кружку Тредена с пивом и сделала хороший глоток.

Я давно уже сняла тулуп и шапку, и оставалась в старой рубахе Зена; растрепанная коса свешивалась на грудь. Так я, конечно, привлекала еще больше взглядов, но долго в тулупе и шапке я бы точно не просидела!