Дела закулисные

И, несмотря на то что Франтишек торопился в театр, а в Кларкины планы входил визит к парикмахерше, бог знает почему они свернули налево, прошли по Железной улице, миновали Староместскую ратушу вместе с ее курантами, оставили позади Карлову улицу, ту самую часть, где находится винный погребок «У лисички-сестрички», потом площадь Яна Гуса, вернулись обратно в центр, на Петршине обогнули пепелище стародавнего деревянного строения, на месте которого несколько позже вырастет универмаг «Май», и продолжили свой путь по улицам Спаленой, Лазарской, Водичковой и В Яме. Они плелись медленно, Кларка висела на Франтишеке, а он, хоть и тащил в левой руке ее сумку и свои свертки, тем не менее походил почему-то на воздушный шар, на котором Сайрус Смит и его друзья сбежали из осажденного Ричмонда, и было похоже, что в любой момент могут лопнуть канаты и Франтишек взовьется в небо. Но Франтишек, в отличие от героев Жюля Верна, не стремился перебраться через линию фронта, его целью был таинственный остров, которым в данном случае являлась легендарная квартира с лоджией на Штепанской улице.

О чем они с Кларкой говорили по дороге, для нашей истории решающего значения не имеет. Кроме того, они сказали друг другу не так уж много. Франтишек после неожиданного поступка в «Фемине» словно бы замкнулся в себе и теперь произносил лишь какие-то незначительные слова, чтоб удержать завоеванные позиции. Он рассказывал о себе, о школе, о театре, о товарищах, но главное — о Тонде Локитеке, и Кларка его слушала молча, время от времени задавая наводящие вопросы, типа «кто?», «где?» или «что?» и «когда?», чтобы было видно, что она ему внимает, но про себя твердила одну-единственную фразу: «Кой черт меня дернул напялить сегодня эти сапоги на шпильках!» Она хоть и была одного роста с Франтишеком, но злосчастные сапоги делали ее почти на десять сантиметров выше.

Вероятнее всего, в тот момент ни Франтишек, ни Кларка не были способны полностью оценить происшедшего. Они, как говорится, плыли по течению событий, правда незапланированных, но, несомненно, неантагонистичных их ожиданиям и желаниям. Впрочем, какая-то разница в их настрое, безусловно, существовала.

Кларка, как уже было сказано выше, первоначально предполагала, что возьмет инициативу в свои руки, но Франтишек, который десятки вариантов подобных сцен не раз проигрывал на видике своей фантазии, никогда не представлял себе Кларку в главной роли. Честно говоря, ему такое и в голову не приходило.

Естественно, Кларка имела пятидесятилетнего мужа и в вопросах любви, как говорится, съела собаку, став в этом деле не меньшим профессором, нежели ее супруг-доцент в вопросах органической химии. Потому на подходе к своему дому она вытащила руку из-под руки Франтишека, остановилась, обернулась к нему и объявила:

— Дальше тебе нельзя, нас может кто-нибудь увидать, — после чего чмокнула Франтишека в щеку и, прежде чем тот успел вымолвить хоть слово, исчезла в подъезде, коротко махнув на прощанье рукой.

Франтишек остался стоять, словно оглушенный громом. К подобным штучкам-дрючкам в любовных делах он был непривычен. Впрочем, если говорить откровенно, в любовных делах он не был привычен вообще ни к чему, и по этой причине ему не пришлось попусту ломать голову в догадках.

С глубокой благодарностью за случившееся, в радостном предчувствии грядущих наслаждений он повернулся на сто восемьдесят градусов и поспешил в театр.

На тротуаре перед театром, где уже разгружали декорации, он услыхал плаксивый голос второго машиниста сцены Богумила Цельты. В одной руке тот сжимал схему размещения декораций, а в другой огромный электрический фонарь. Его брюхо было похоже на гигантский свисающий зоб. Почти не видный за своим брюхом, он рявкнул Франтишеку:

— А-а! Явился-таки наконец! Видать, молодой пан кушал на обед костлявую рыбу! Спасибочки, что вообще пришел поглядеть на нас, бедных! — после чего засунул фонарь под мышку и свободной рукой достал из кармана застиранного синего халата блокнот, чтобы рядом с фамилией Франтишека поставить штрафные очки. Но Франтишеку сегодня это было до лампочки, и вопли Богумила Цельты в данную минуту значили не более, нежели шепот фена, которым он ежедневно доводил волосы до причесочки à lа Ринго Стар. С нескрываемым моральным превосходством Франтишек надел спецовку и погрузился в работу, как рыба в воду.

— Ты где пропадал? — поинтересовался Тонда Локитек, когда они тащили на сцену свернутые задники. Но надо отметать, его любопытство было умеренным. — А Цельта уже собрался вставить тебе дыню…

Франтишек лишь рукой махнул — дескать, этот Цельта может катиться куда подальше — и ушел от прямого ответа, ибо даже перед Тондой Локитеком не осмелился бы похвастать сегодняшними событиями. То, что с ним произошло, вдруг стало ему казаться слишком хрупким и уязвимым и абсолютно не подходящим для ушей монтов.