Дела закулисные

— Ах ты, божий человек. Неужели все еще не сечешь, что кто-то нас подзаложил?

— Но кто и зачем?

— «Зачем да почему», как говорится — кое-что по кочану! Эх ты, дитя малое. Оглянись вокруг. Главное, поглядывай направо. Все! Дружище, больше ты от меня ничего не добьешься!

И действительно, больше от него Франтишек ничего не добился. В ту ночь ему спалось в гостиничном номере намного хуже, нежели накануне. Впервые с того дня, как пришел в театр, Франтишек почувствовал, что все не так-то просто и он снова одинок. Он вспомнил Тонду, и тоска снова навалилась на него. И, лишь сообразив, что утром они возвращаются в Прагу, Франтишек наконец повеселел.

Глава пятая ДОН ЖУАН И ДЖЕМИНИ 8

Когда в «Главе второй» Тонда Локитек сообщил барменше Кларке, что Франтишек еще девственник, он полагал, что позволяет себе лишь некую поэтическую вольность, ибо ничего такого не знал, да и знать не мог. Дело в том, что разговорчики, касающиеся его сексуальной жизни, Франтишек переносил с большим трудом, по той простой причине, что его опыт в этих делах пока ограничивался лишь чтением любовной литературы и собственной чрезвычайно буйной фантазией.

Тем не менее информация, полученная от Тонды, Кларку весьма заинтересовала и с первого же дня она почувствовала неодолимые позывы взять эротическое воспитание Франтишека в собственные руки. Она терпеливо закидывала крючок с наживкой из двусмысленных улыбочек и однозначных взглядов в тот угол, где обычно сиживал Франтишек с Тондой Локитеком и другими монтами, но пока что без особого успеха, потому как Франтишека никто, кроме Тонды Локитека, не интересовал. Тонда был тот самый монумент, тот гений, который закрывал пред взором Франтишека все горизонты и виды на многочисленные достопримечательности этого мира. Кларка Зарубова, несомненно, к ним принадлежала, как в некоторой степени все, что ее окружало и было с ней связано. Как, скажем, помимо ее личных достоинств, и автомобиль супруга— белый «мерседес» с красными кожаными сиденьями, куда Кларка, случалось, усаживала какого-нибудь счастливчика из театрального персонала и увозила в свою комфортабельную квартиру с лоджией на шестом этаже модернового дома, что на Штепанской улице. На этой лоджии, летними солнечными деньками она потчевала визитеров холодным шампанским, смешанным с водкой, в пропорции две к одной, этим пагубным нектаром, именуемым в народе «белый медведь». Да и сама тоже попивала сей чисто российский коктейль, растянувшись в раскинутом шезлонге, подобная «Олимпии» Мане, скрывая от солнечных лучей под широкими полями черной соломенной шляпы, привезенной преуспевающим супругом из самого Парижа, одно лишь лицо…

Но сейчас стоял конец ноября, доцент Заруба завершал научную работу, на которую возлагал большие надежды, и целыми днями торчал в своей лаборатории в институте, а целыми вечерами дома. Все запланированные командировки он отменил, от всех приглашений на научные конференции и симпозиумы вежливо отказывался, а Кларка медленно, но верно утрачивала бронзовый загар, приобретенный на острове Венеры — Кипре и закрепленный в августе и сентябре частым возлежанием в лоджии. Лицо ее покрывала интересная бледность, улыбку украшал оттенок грустинки, взгляды же, все чаще устремляемые к столу, где сидели монты, были серьезны и, похоже, взывали о помощи.

Менее чем через месяц после возвращения из Братиславы, в дни предрождественской суеты, когда магазины и рестораны трещат по швам от нашествия посетителей, Франтишек, как и все граждане страны, двинулся в неизбежный поход по лавкам и универмагам покупать подарки для близких, которых, как нам известно, у него было совсем немного. Тем не менее Франтишек испытывал сильнейшую потребность дарить и потому покупал сувениры просто так, не ведая заранее, кому их потом вручит. В «Доме спорта» он приобрел отличнейший охотничий нож с длинной стальной рукоятью и легчайшую удочку из полого слоистого пластика. В магазине «Люкс», том самом, что на Целетной улице, купил рубашку цвета морской волны — импорт из Греции, в универмаге «Белая лебедь» — широкополую мужскую шляпу и чемоданчик из телячьей кожи и, наконец, на Железной улице, которую называют также «улочкой любви», на первом этаже фешенебельного магазина дамской модной одежды «Фемина», попросил показать итальянские чистошерстяные свитерочки, сама по себе цена которых обрекала их на принесение в жертву максимально близкому существу женского пола. Франтишек благоговейно прикасался к этим розовым, фисташковым и лимонно-желтым эфемерным шерстяным комочкам, напоминающим скорее холмики мороженого, нежели предметы, предназначенные быть надетыми на тело и снятыми, как вдруг из толпы женщин, взявших Франтишека в плотное кольцо и волнующе теснящих к прилавку, послышался неповторимый, с миндальным привкусом горечи женский голос:

— И кому же, Франтишек, предназначен ваш подарок?

Франтишек, повернув голову, увидел, как безошибочно предполагал, сияющую легкой улыбкой Кларку. На долю секунды он смутился, но, спохватившись, ответил честно: