Дела закулисные

Кларка посмотрела на него долгим взглядом, в котором преобладала, пожалуй, материнская нежность, но не выдержала:

— Скорее полезай сюда, — и распахнула правую дверцу. — Что-нибудь придумаем.

Франтишек обошел «мерседес», бросил рассеянный взгляд на здание театра, будто прощаясь с ним навеки, и опустился в глубокое красное кресло рядом с Кларкой. Такое чувство испытывал, вероятно, космонавт Армстронг, занимая свое место на «Аполлоне-Н». Кларка второй раз за короткое время повернула ключик, скосила глаза на Франтишека, сидящего справа от нее, улыбнулась и прибавила газку. Белый «мерседес», превратившийся в космический корабль «Джемини-8», тут же преодолел земное притяжение и вместе с экипажем — двумя пилотами абсолютно разного возраста, пола и опыта — рванул в фантастический путь к звездам.

Глава шестая КРИКИ И ШЕПОТЫ

— Франтишек, — в ужасе ахнула Кларка, — ты действительно еще никогда… не был с девчонкой?!

— Никогда, честно признался Франтишек и, наверное, впервые в жизни пожалел, что не умеет лгать, но тут уж, как говорится, ничего не поделаешь.

В однокомнатной квартире Кларкиной подружки Зузаны, барменши из «Сект-павильона», редко возвращавшейся домой раньше шести утра, была включена одна лишь цветная кинетическая лампа. Она излучала причудливый, то появляющийся, то исчезающий, принимающий разнообразные очертания свет, и это казалось Франтишеку похожим на его собственные ощущения, чувства и состояние духа.

Его успехи с той минуты, как он вошел в это уютное тепленькое гнездышко любви, оборудованное в микрорайоне Панкрац II, были весьма скромны: он всего-навсего отважился поцеловать Кларку и провести рукой по ее груди, в отличие от утренних событий в универмаге «Фемина» теперь упакованной в импортный бюстгальтер, но и тут потерпел поражение, не сумев совладать с застежкой. Вот пока и все.

— Я тебе помогу, — шепнула Кларка, столкнувшись с непредвиденной реальностью. Факты, как говорится, упрямая вещь. Впрочем, она не слишком удивилась, ибо само по себе это было лишь подтверждением брошенных как-то Тондой слов. Кларка не только сама выскользнула из платья, у которого Франтишек сумел все-таки с божьей помощью расстегнуть молнию, но и сама движением пловца на старте расстегнула строптивый бюстгальтер и освободилась наконец от него быстрым и четким жестом, за который в любом фешенебельном стриптиз-клубе ей был бы обеспечен немедленный расчет! Она скинула и белые хлопчатобумажные трусишки с английским текстом «Kiss mе»[6], который Франтишек все равно не понял, потому как по-английски не знал ни слова, и отшвырнула в сторону вместе с фривольным приглашением, сейчас уже больше ненужным.

В миру Кларка слыла рыжеволосой, но сейчас, когда настал момент истины и она явилась Франтишеку нагой, расслабленной, с руками, разведенными в стороны, как перед районным врачом, Франтишек, к изумлению своему, обнаружил, что Кларка натуральная блондинка, а волосы ее выкрашены «Igor’ом Royal», «Pallet color’oм» или, может статься, даже старой доброй хной. Лоно ее нежно кучерявилось светлым пушком, как головки ангелочков Боттичелли, а соски, подобные мордочкам любопытных котят, торчали чуть вверх и были сладостно розовыми, что свойственно лишь натуральным блондинкам.

Франтишек беспомощно и растерянно пялил глаза и сглатывал слюну. Визуальное наслаждение, предоставленное ему Кларкой, приглушило на время его жгучее, хотя и несколько робкое желание.

— Ты красивая, — горячо зашептал он, облизнул губы, обтер их тыльной стороной руки, и было ему сладко и кружилась голова, как много лет назад, когда он стоял на коленях перед святым Антонием под строгим присмотром родителей, ожидая первого причастия.

Кларка тихонько засмеялась. Смех был радостным и вместе с тем слегка недоуменным.

— Ну, иди сюда, если я тебе нравлюсь, — сказала она и сделала два шага вперед, как доброволец, вызвавшийся на опасную акцию в тылу врага. Кларка протянула к нему руки и стала расстегивать пуговицы на рубашке. — До чего же ты горячий, — прошептала она, когда наконец после сложного маневра добралась вместе с Франтишеком до широкой тахты, покрытой большой овечьей шкурой, — а руки холодные как лед, их надо согреть, милый, положи их сюда, нет, вот сюда…

И, так как Франтишек беспрекословно повиновался, то вскоре ладони его, покрытые мозолями и занозами от работы с декорациями, и пальцы, грубые и неповоротливые, задвигались в нужном направлении и медленно, но верно начали знакомиться с клавиатурой, совсем как в музыкальной школе, где обучение ведется самыми современными методами по системе знаменитого Карла Орффа: никаких нот и лишь минимальное количество указаний. Наконец Франтишек понял, что эта школа зиждется на обучении игрой, и с восторгом обнаружил, что само прикосновение уже рождает звук, а ряд правильно вызванных звуков творит мелодию. Какая радость и какое счастье быть исполнителем и инструментом одновременно!

— Ах, боже, — вздохнула Кларка, — до чего же ты утонченный, просто не верится, что может быть такое…

Но такое было.