Дела житейские и духовные: Мудрость, доброта и юмор духовников и старцев XIX–XX веков

Они и говорят: «Да нам вроде и священника-то не надо. Мы тут все уже умираем. Понамрут-понамрут. Батюшка приедет соседний, отпоет, и опять мы так живем. Как вы будете здесь жить? Умрете с голоду, да и все. Дорог нету, магазина нету, медицины нету. Давайте-давайте отсюда. Мы вас чайком попоим, да и милости просим: езжайте». Поехали с Галей к отцу Павлу: «Батюшко, так-то, так-то, нас отправили в такое село». А он и говорит: «Толькя, был бы я архиерей — дальше бы направил. Да там так хорошо!» Свечек нам надавал да проводил… Приезжаем обратно. А там совершенно другая атмосфера… Все рады, все нормально, и пятнадцать лет мы отслужили на том месте.

Помню, владыка Платон приехал на праздник иконы Божьей Матери «Достойно есть». Начали ему многолетие петь, а он едва слезы сдерживает. Отец Павел увидел, что тяжело ему, и стал шутить: «Ох как зареву! Как сейчас зареву!» Потом говорит: «Владыко, да хватит, останови их. Что ж они поют: “многая лета” да “многая лета” — так и не умрешь!»

Отец Павел (Груздев) с прихожанками

Отец Павел мечтал в Верхне-Никульском «монастырей» создать. Он шутил: «Наберем девок-дурочек человек двадцать». — «Батюшка, а почему дурочек?» — «Да умные все разбегутся!»

«Не имей сто рублей, а имей сто пятьдесят»

Еще протоиерей Анатолий Денисов рассказывал такую историю:

— Еще до того, как я поступил в семинарию, отец Павел пригласил меня в первый раз к себе на приход. И вот едем мы из Тутаева. У него было восемь сумок — все набиты чем-то, тяжелые. Он говорит:

— Толянко, ты буланкой мне послужишь.

Я говорю:

— Батюшко, так конечно.

Он босиком. Жара невыносимая. Через плечо навешали: Марья две сумки, я сумки четыре. Пот — во все ручьи. Приехали в Рыбинск, оставили сумки на вокзале. Отец Павел говорит:

— Толькя, пойдем на Мытный рынок.

Это старый рынок в Рыбинске. Отец Павел там всех по имени даже знал. Вот мы идем. Подходим — памятник Ленину. Смотрю: отец Павел крестится и кланяется. Я говорю:

— Батюшко, так это же Ленин.

А он говорит:

— Толька, дурень, смотри внимательно пьедестал-то.

А я смотрю, пьедестал-то никак не вяжется с Лениным. Оказывается, Ленин-то — современная скульптура, а на пьедестале там царь Николай стоял раньше. И это очень заметно: старинный постамент, а на нем Ленина поставили.

Заходим на рынок. Одни грузины, да армяне, да азербайджанцы сидят; да арбузы, да дыни — ножики воткнуты. И никто ничего не берет. Увидели батюшку отца Павла: волосы распущенные, босиком, шаровары. Подходит отец Павел к мужику-азербайджанцу, берет дыню, отрезает от дыни сантиметра три пласточек — мне, отрезает Марье. Этот мужик подошел — он и ему отрезал. Тот берет. Все едим. Мужик смотрит, отец Павел говорит:

— Ешь, ешь.

Он ест. Хочет, наверное, поперек сказать: у нас денег-то нету. Отец Павел говорит:

— Хороша дынька. Вкусно.

Мужик говорит:

— А у нас все такие.

— Толянко, возьмем?

А я думаю, чего же сказать-то? У нас и так восемь сумок…

И вот мы пошли по рынку, а этот азербайджанец бросил свой лоток и ни на минуту от нас не отстает. Я говорю:

— Ты иди, тебя ограбят.

А он говорит:

— Где этого деда можно найти еще?

Я говорю:

— Да тут много таких бородатых ходит.

— Я тебя спрашиваю, где вот этого деда можно найти.

— Чего ты к нему пристал-то?

— Не твое дело. Где этого деда можно найти?

— Так иди вначале покрестись.

— Не твое дело.

И вот так ходил целый час за отцом Павлом. Потом надавал ему этих дынь просто так.

Устали, сидим на вокзале с Марьей. Чего же делать-то будем с этими сумками, а? Как же быть-то, а? Отец Павел говорит:

— Пойдем к Ваське.

— Так, поди уж, скоро поезд.

— Толенькя, оставляй дыни, пойдем.

Заходим, смотрим: «Начальник отделения линейной железной дороги подполковник Василий Иванович какой-то там Важный». Отец Павел открывает двери.

— Ой, Васенька!

— Батюшка, дорогой ты мой!

— То ли вези, то ли сади. Как хочешь!

Подполковник выбежал, сразу обнял батюшку, закрыл кабинет свой изнутри поплотнее:

— Батюшка, по восемь капелек!

— Обязательно!

Сразу коньячку да по стопарику помаленечку. Марья кричит:

— Батюшка, тебе нельзя!

Он говорит:

— Васькя, ты бы Марью куда-нибудь в технички устроил бы. Надоела, зараза!

В шутку, конечно. Подполковник троих участковых вызвал, все эти сумки взяли, остановили поезд не на две минуты, а на пять, посадили в вагон, денег еще на дорогу дали, да еще и стремянную стопочку налил. Отец Павел говорит:

— Толенькя, вот так я и живу: «Не имей сто рублей, а имей сто пятьдесят»…

Отец Павел (Груздев) с гостем

Поповская яичница

Владимир Валентинович Белов делился такой историей:

— Вот, вспоминаю: начало восьмидесятых годов, зима. Приезжаю к отцу Павлу. У него, что случается редко, никаких гостей. В сторожке он сам и Марья Петровна. Усадив меня с дороги за стол, отец Павел спрашивает: «Вовка! Ты ел когда-нибудь поповскую яичницу?» Думаю про себя, что это такое? Отвечаю: «Нет, батюшка, не приходилось». «Вот сейчас как раз и поешь!» — говорит он. И дает команду Марье разжигать керосинку. А в хлебосольстве батюшка, как известно, был непревзойденный мастер.