Делегат грядущего

Он считался одним из лучших бойцов заставы; он не знал страха в столкновениях с нарушителями границы; он был достаточно для первого года своей службы политически развит, был быстр, аккуратен и исполнителен во всех делах, которые ему поручались. Но он никогда прежде не бывал в горах, первый раз в жизни вступил на ледник и не был достаточно подготовлен к таким способам передвижения. В этом следовало бы винить начальника заставы, если бы множество неотложных оперативных дел не вынуждали его откладывать со дня на день давно намеченный учебный поход на ледники.

За два часа пути по леднику удалось пройти не больше километра. Сычов и сам утомился изрядно. Он даже сердился на своего спутника, доставлявшего ему столько забот. Однако, внешне оставаясь спокойным, он даже подбодрял Колесникова веселыми шутками в особенно трудные минуты.

Колесников уже дважды проваливался в трещину, к счастью неглубоко, и исцарапал себе лоб и правую руку. Все чаще, уже не скрывая усталости, он валился прямо на лед отдыхать. Но, отдышавшись, молча вставал и, стиснув зубы, тащился дальше.

Время близилось к закату. Высота была четыре тысячи метров. Длинные тени вместе с холодом ползли по искрящимся буграм ледника. Ветер дул протяжно и надоедливо. Сычов понял, что сегодня до перевала им не добраться, и настроение у него упало. Бессмысленно было бы выйти на перевал ночью: во-первых, можно замерзнуть, во-вторых, все равно ничего вокруг не увидишь.

— Придется здесь ночевать, — наконец с досадой промолвил Сычов.

— Где же, товарищ Сычов? — взмолился Колесников. — Тут промерзнешь до смерти!

Сычов и сам понимал, что хорошего в такой ночевке мало. Он сел на лед и, накрутив линзы бинокля, медленно повел им по скалам, встающим вдоль бортов ледника. В одной из них он увидел глубокую расщелину, вроде пещеры. Внимательно вгляделся в нее.

— Там не будет ветра, мы забьемся в нее потесней и отлично переночуем. К ней можно добраться вот по этому карнизу. Ничего, товарищ Колесников! — весело заключил он. — Попыхтим еще немного, но уж зато заночуем на славу. Пошли?

С трудом разогнув ноющую спину, Колесников поднялся и пошел. Ноги были мокры, и он их не чувствовал.

Подошли к скале и, по-кошачьи цепляясь, стали карабкаться на нее. Со свежими силами лезть было б не слишком трудно, но сейчас Колесникову представлялось, что усилия, к которым он себя принуждает, — последнее, что осталось еще в его жизни.

Путники выбрались на карниз и поползли, огибая скалу по диагонали. Под ними открылась глубокая пропасть, в которую, по-видимому, невозможно было бы спуститься. У Колесникова закружилась голова, он застыл на карнизе: казалось, никакие силы не могли бы уже заставить его идти дальше. Сычов дважды окликнул его, но он не шевельнулся. Уткнув лицо в ладони, он лежал в полном изнеможении. Сычов повернулся и пополз обратно к нему. Потолкал легонько в плечо и ласково сказал:

— Слушай-ка, приятель, ведь тут ночевать нельзя… Ну что с тобой?

— Устал я, сил больше нету, товарищ ученый… — прошептал Колесников, не отрывая лица от ладоней.

— Эх, какой ты, право, слабенький оказался, — еще ласковей, но с досадой оглядываясь на весь бесприютный мир вокруг, промолвил Сычов. — Слушай, ведь ты же боец, да к тому же еще пограничник. А если в таких местах с неприятелем придется сражаться?

Упоминание о пограничнике кольнуло Колесникова в самое сердце.

— Да, я есть пограничник, — с внезапной и мрачной решимостью сказал он и сразу сел, однако покачнулся и чуть не сорвался в пропасть.

Сычов охватил его руками и лег на карниз. Какой-то блестящий предмет выскользнул из его кармана и, щелкнув о камень, полетел вниз. Колесников задержался, и оба, встав на колени и упершись руками в край карниза, взглянули вниз.

— Чего это полетело? — испуганно спросил Колесников.

Сычов не сразу ответил. Летящий вниз предмет прыгал по фирновому склону, устремляясь все ниже и ниже. Наконец он скрылся где-то на снежной площадке.

— Компас! — устало произнес Сычов. — Буссоль… Пропала теперь наша съемка.

— Эх ты!.. Быть не может! — не слушая себя, пробормотал Колесников и отвернулся.

Несколько минут оба не меняли своих поз. Сейчас утомление сказалось особенной слабостью.

— Ну что ж… — сказал Сычов остро и недружелюбно. — Пойдем, что ли… Все равно ночевать. Спуститься за ним невозможно.

Через полчаса они достигли пещеры. Ни тот, ни другой не вымолвили ни слова. В расщелине было тесно, но сухо, в нее не залетал ветер, и, закутавшись в полушубки, здесь можно было кое-как переночевать. Сычов вытащил из своего рюкзака три пары сухих шерстяных чулок и заставил Колесникова снять сапоги и надеть две из них. Себе он оставил одну. Мокрые сапоги велел засунуть за пазуху, чтоб не промерзли.

Как-то сразу стемнело. Поужинали без аппетита, заставляя себя есть холодные консервы, шоколад, галеты. Воды не было. Легли спать и сразу заснули.