— Они исчезли не после того, как посмотрели фильм, — поправил его Варнхольт, — а после того, как
— Ты хочешь сказать, написали в чате.
— Да, написали в чате, всезнайка!
— И что из этого следует?
— Если я скажу тебе свое мнение, то мне придется выслушать твои тупые замечания, а на это у меня сейчас нет ни малейшего желания.
— Ты так говоришь, потому что нет у тебя никакого мнения.
— Да, именно так.
Варнхольт демонстративно занялся едой — копченой корейкой с квашеной капустой и картофельным пюре.
— Ты считаешь, что их удалили? — сказала вдруг Морани.
Варнхольт уже поднес ко рту вилку, но при этих словах застыл, уставившись на Морани.
— Удалили? Как это — удалили? — спросил Клаузен, но тут же догадался, о чем речь. — Ты поверил, что мир ненастоящий? По-твоему, кто-то нажал на кнопку и — хоп — их не стало?
Он подцепил на вилку картофельное пюре и, приподняв, указал на нее.
— Тогда, получается, что я ем нечто, чего нет, — сказал он и отправил пюре себе в рот. — Чувак, да ты прав! У этого «нечто» совсем нет вкуса!
— У меня аппетит пропал, — сказал Варнхольт, встал из-за стола и отнес свой поднос к месту для использованной посуды.
Айзенберг отправился за ним.
— Вы на самом деле так думаете?
— Конечно, нет, — ответил Варнхольт.
Было заметно, что он не хотел говорить на эту тему.
Фильм досматривать не стали: в этом не было необходимости. Параллель была очевидна. Однако Айзенберг по-прежнему не мог найти объяснение исчезновению людей.
— Пожалуйста, позвоните еще раз госпоже Хинриксен, — дал он поручение Клаузену.
Однако свидетельница не отвечала на вызов.
Айзенбергу стало не по себе. За все время службы в полиции ему не приходилось сталкиваться с настолько непривычным и необъяснимым случаем. Не было ни преступника, ни мотива, ни даже улик, однозначно указывающих на преступление. Но, несмотря на это, его полицейский инстинкт подсказывал, что произошло что-то жуткое и, возможно, происходит до сих пор.
— Давайте навестим ее, — решил он ближе к концу рабочего дня, после нескольких тщетных попыток связаться с Миной Хинриксен. — Господин Клаузен, госпожа Морани, вы поедете со мной.
Вскоре они уже стояли перед дверью Мины, находившейся на четвертом этаже старого, ничем не примечательного многоквартирного дома в районе Фридрихсхайн. Никто не открывал. Соседка отвечала на их вопросы с должной долей недоверия. Нет, она не видела разыскиваемую сегодня, как и вчера. Молодая особа была тихой и вежливой, не очень общительной. Второго ключа от квартиры у нее нет.
— Вызвать мастера по изготовлению ключей? — спросил Клаузен.
Лицо Айзенберга выражало сомнение. Проникновение в жилье без согласия жильца разрешалось лишь в неотложных обстоятельствах. Поскольку Хинриксен не являлась подозреваемой и не имелось сведений, указывающих на то, что с ней произошел несчастный случай, таких обстоятельств не было.
— Нет. Попробуйте снова дозвониться до нее по сотовому!
Клаузен набрал номер. В тот же момент за дверью раздалась мрачная рок-музыка, повторившаяся несколько раз.
— Она оставила сотовый в квартире, — констатировал Клаузен. — Можно, конечно, предположить, что она его забыла, но…
Айзенберг позвонил в дверь еще раз. Никто не открыл. Он настойчиво постучал.
— Госпожа Хинриксен, это главный комиссар Айзенберг. Откройте, пожалуйста!
Разумеется, реакции не последовало.
— Вот теперь звоните мастеру по изготовлению ключей, — принял решение Айзенберг.
Вооруженный специальными приспособлениями мастер вскрыл замок за четверть часа. Айзенберг вошел в квартиру первым, остальные последовали за ним. Для проживавшей в одиночку студентки квартира была довольно просторной, но и весьма неуютной. Преобладали темные тона. Айзенберг даже заподозрил, что Хинриксен могла страдать депрессией.
В комнате, служившей хозяйке гостиной и кабинетом, на пустом письменном столе стоял ноутбук. Он был включен. На мониторе виднелись ландшафты Горайи. Готический Цветочек стоял как вкопанный в центре игрового поля. Насколько понял Айзенберг, Мина Хинриксен в данный момент значилась активным пользователем в системе.
В окне чата висел ее последний диалог: