У меня был целый ритуал. Сначала снять варежки. Потом со скрюченными от холода руками подцепить язычок молнии пуховика и тащить вниз, усилием воли удерживая его между пальцев, которые ничего не чувствуют и отказываются шевелиться. Дальше задачка ещё посложнее — стащить с ног сапоги. А у тебя ни руки, ни ноги не шевелятся! Бывало, один сапог сниму, и аж слёзы наворачиваются — кажется, нет больше сил, хочется просто сдаться и лечь на пол прямо в прихожей. Но ничего — потихоньку…
Затем я шла размораживать руки под краном. Ставила чайник, и пока он грелся — в душ. В душе хотелось сразу залезть под кипяток, приходилось сдерживаться, чтобы сдуру не ошпарить себя, как курочку перед ощипом. Так что я сначала становилась под едва тёплую водичку, а потом потихоньку, по мере того как нервные окончания оттаивали, прибавляла горяченькой. Но сколько бы я под душем не стояла, всё равно не удавалось согреться. Вроде бы сверху ты уже вся красная и распаренная, а внутри всё от холода дрожит. Кажется, что холод засел где-то глубоко внутри тела, куда не так просто добраться. Я вылезала из душа, надевала тёплый халат и шерстяные носки, заваривала чай с мятой и зверобоем и разогревала в микроволновке ужин: творог или вчерашнюю паровую рыбу. Потом садилась вплотную к батарее, так, чтобы она почти жгла поясницу, ела и медленно пила чай с мёдом. Еды как таковой не хотелось. Хотелось просто горячего, чего угодно. Если бы можно было просто глотать чистые куски тепла или горячие головешки, то я бы, наверное, предпочла ужинать ими.
А в прихожей всё это холодное время стояли сапожки, вроде как ничейные, похожие на унты, с толстой подошвой и длинноворсным рыже-коричневым мехом, вывернутым наружу. Мех выглядел таким приятным, что иногда я гладила его, словно собаку: мягкая, уютная шерсть, в которую хочется зарываться пальцами.
Я как-то спросила у Маргариты, отчего она этих сапог не носит — они выглядели тёплыми и очень дорогими. Но Маргарита ответила, что размер не её, и вообще сапоги принадлежат подруге, когда-нибудь та приедет и заберёт их.
А потом, уже ближе к концу зимы, когда в один из вечеров мы обе были дома, я не выдержала и стала жаловаться, что как ни утепляюсь, сколько носков ни надеваю, ноги всё равно дубеют, и к вечеру я перестаю их чувствовать, так что потом, бывает, страшно снимать сапоги: кажется, что там обморожение последней степени и чёрные пальцы…
И Маргарита неожиданно предложила мне взять сапоги из прихожей — они такие «тьоооплые», говорит, и, кажется, твой размер.
— А как же подруга?
— Они ей уже не нужны.
— Да как же, такие дорогие сапоги… А если она за ними приедет?
— Не волнуйся, теперь не приедет, — заверила меня Маргарита, стоя ко мне спиной и помешивая лук, который пассеровала в сковороде. Кухня была наполнена приятным луковым запахом, который напоминал мне о тех временах, когда Танечка ещё была подростком, и я постоянно что-то для неё готовила. Она особенно любила куриный суп с домашней лапшой — у меня перед глазами неожиданно возникла тарелка такого супа, я даже почувствовала его запах, его вкус. Я сглотнула слюну и решила, что назавтра, в свой выходной, непременно сварю такой.
— Да с чего ты взяла? Вы что ли с ней разругались? — спросила я у Маргаритиной спины. Маргарита была в ярко-красном китайском атласном халате с большим золотым драконом на спине. Халат этот совсем не вязался с простыми кухонными запахами.
— Умерла она, — ответила Маргарита. Она нервно, как мне показалось, выключила газ под сковородой с луком и принялась тереть на крупной тёрке свёклу.
— Как её жаль… — начала я, обращаясь к золотому дракону на спине Маргариты, а она продолжала ритмично тереть свёклу. — А что случилось?
— Онкология, — коротко ответила Маргарита.
Я попыталась ещё что-нибудь у неё выяснить. Узнать подробности. Но она сменила тему.
Сапог я, несмотря на большой соблазн, брать не стала».
Три
«У меня был выходной, который выпал на субботу. Танечка не приехала, Маргарита куда-то вышла, я думала, что в магазин. Я сидела дома. Честно говоря, единственное, чего мне хотелось в выходные — это находиться в тепле. Я заштопала носки, потом вскипятила чайник, заварила чай и уже собиралась включить телевизор, когда в дверь позвонили. В дверной глазок я разглядела Ольгу, Маргаритину знакомую, я видела её раньше. Я открыла и предложила ей, пока Маргарита в магазине, выпить со мной чаю. Разуваясь в прихожей, гостья тоже похвалила ничейные сапоги, и я объяснила ей, что они принадлежат Маргаритиной подруге, но подруга, к сожалению, умерла. Ольга кивнула.
— Неприятная история, — заметила она.
— Я так и поняла — Маргарита не захотела рассказывать.
Казалось, тема исчерпана. Мы прошли в кухню, и я налила Ольге свежего горячего чаю, который тут же принялся пахнуть на всю кухню смородиновыми листьями.
— А я была на том дне рождения.
— На каком? — не поняла я.