DELETED

Пузырёк стоял в обрезанной картонной коробочке, загороженный коричневой кожаной сумкой и целым выводком перчаток. И там же, в коробочке, лежала пипетка. Я сразу узнала этот пузырёк — тот самый, что я когда-то увидела в аптечке, наполненный жёлто-оранжевой жидкостью.

Пять

Я не знала, что делать дальше, мне надо было с кем-то посоветоваться. Танечке я звонить не хотела, незачем её пугать. Она бы сказала: «Надо звонить в милицию!» Но я-то знаю, милиция приезжает только когда есть труп. А я могла предъявить только жуткий цвет лица и сомнительный пузырёк, причем без бирки, где бы крупными буквами значилось «ЯД». Да и потом, Маргарита — петербурженка, у неё есть деньги, связи и взрослый сын, который работает каким-то большим начальником. А я пенсионерка из глухой провинции, вкалывающая кондуктором, которая может себе позволить лишь то, что подешевле. У которой если и есть в Петербурге знакомые, то такие же пенсионеры, кондукторы или водители трамваев, а её сбережений ей едва ли хватит на взятки врачам. А без этих взяток, я знала, мне, скорее всего, не выжить. Так что никаких лишних средств на борьбу с Маргаритой у меня не было.

И я позвонила старой приятельнице, с которой мы когда-то вместе работали в химической лаборатории, и напросилась приехать. Мне казалось невозможным объяснить ситуацию по телефону. Я просто не знала, с чего начать. Я надеялась, что вживую говорить будет проще и рассчитывала продумать план будущего разговора по дороге. Но когда я кое-как собралась и, проехав две станции на метро, позвонила в квартиру подруги, план всё ещё не был готов.

Она открыла дверь, и лицо у неё было такое, словно она увидела не меня, а самого дедушку Ленина. Длинные вступления были не нужны.

Сев за стол, она включила ноутбук, которым в отличие от меня умела виртуозно пользоваться. И мы, два химика в отставке, выяснили, что в пузырьке, вероятнее всего, в чём-то разведённая соль хрома, возможно, хромат или дихромат калия. Хромат был жёлтого цвета, дихромат — оранжевого, оба соединения использовались для дубления кожи. А значит, Маргарита, работавшая инженером по охране труда на кожевенном производстве, имела к ним доступ и знала о них достаточно.

Прочитав о последствиях отравления солями хрома, мы поняли, что дело очень срочное. Но как рассказать обо всём этом врачу?

Пока я продиралась сквозь головную боль, моя приятельница сказала, что ей нужно ехать за заказом — она прирабатывала сетевым маркетингом — торговала косметикой. Но она предложила план, который нам обеим показался неплохим: она даст мне в помощь своего старшего сына, и мы вместе вернёмся к Маргарите. Оттуда я позвоню в скорую. А когда они приедут, покажу им пузырёк и всё объясню. Они-то наверняка знают, что нужно делать в таких случаях. По крайней мере, скажут к какому врачу идти. И как быть с пузырьком.

На прощание подруга расчувствовалась и обняла меня. Она всегда любила телячьи нежности. Правда, пару часов назад, когда я появилась на пороге, пожелтевшая, точно дерево, поражённое болезнью, она, вопреки своей привычке, не стала меня целовать. Наоборот, она попятилась, словно квартира затягивала её обратно, и на мгновение мне показалось, что она собирается молча закрыть передо мной дверь. Но она только отступила, пропуская меня в прихожую. Это был короткий момент, но всё же он успел вонзиться в меня, добраться до сердца и причинить боль. И потом, возвращаясь в прошлое, я всегда заново ощущала этот укол боли, словно надавливала на старую воспалённую занозу».

Шесть

Сына звали Валера. Пока мы шли от метро к дому, он петушился, заявляя, что если встретится с Маргаритой, то так её пуганёт, что она сама во всём признается.

— Не верите, Раиса Владимировна? — запальчиво спрашивал он. Я только пожимала плечами.

— Вы вообще не волнуйтесь! Я как бы умею с такими людьми! Увидите!

«Что ж, есть в кого — бахвальство иногда выскакивает из твоей матери», — подумала я.

Мы шли по слякоти, холодный воздух пах талым снегом и мокрой землёй. На повороте в Маргаритин двор к этому сладкому вольному запаху примешался аромат ванильных булок, которым тянуло из хлебного киоска.

Мне захотелось купить этих булок, прийти домой и выпить с Валерой чаю, намазывая их маслом и вареньем. И чтобы ничего этого — пузырька, новой Маргариты, необходимости звонить в скорую, — ничего этого не было.

Хорошо бы просто жить — как раньше, самой обычной жизнью, которая теперь казалась привлекательной и даже яркой, словно озарённой весенним светом, который скоро возьмёт верх над холодными снежными сумерками.

Вот бы доработать в трамвайчиках до лета, подкопить денег и поехать с Танечкой на море, в Дагомыс. Там ещё стоит дом, когда-то построенный моим отцом. Сохранилась даже груша — деревце из моего детства, которое состарилось, но всё ещё приносило урожай.

Ребёнком я много думала о деревьях, о том, как они наблюдают за нами и сколько событий прошлого они видели и запомнили. Я хотела стать древесным журналистом: брать интервью у яблонь и старых шелковиц. Теперь и я стала таким же старым деревом.