DELETED

Я стала мечтать о том, как он защитит меня от отца. Вот отец станет орать на меня или схватит за шкирку, как котёнка, и потащит через двор, как он делал, когда я была поменьше, и тут откуда ни возьмись появится Он. Я представляла это появление много-много раз, с подробностями, в разных вариациях… «Немедленно оставьте её в покое!», «И не дай бог вы ещё хоть раз её обидите!», «Как вы смеете так с ней обращаться?», «Мне вы не заговорите зубы, и я вас не боюсь!»…

Позже Он скажет мне, что я не должна жить в таких условиях, что это неправильно. И предложит переехать в его дом, где у него есть большая свободная комната. Конечно, вначале я буду жить в его доме как его сестра или близкая подруга. По вечерам мы будем уютно сидеть на кухне и разговаривать.

Но со временем мы с ним поймём, что у нас любовь, будем целыми днями обниматься, и в конце концов поженимся. Эта последняя часть интересовала меня меньше всего. Её скорее желала логика развития сюжета, чем я сама.

Больше всего мне нравилось представлять его дом: просторный, светлый и, главное, безопасный. И то, как Он говорит, что теперь это и мой дом, что меня никто и никогда отсюда не выгонит, и мне здесь ничто не угрожает… Мой дом!

Так возник целый миф о Нём. О том, что скоро Он найдётся и спасёт меня.

А потом появился Алекс. Я как раз сдавала вступительные экзамены в институт. Демонстрируя почти неподвластное ему буйство эмоций, Алекс грохнулся на колени и заявил, что с тех пор, как встретил меня, с ним произошло что-то колоссальное и совершенно особенное. Это перевернуло его жизнь, словно синекрылый ангел заглянул в его окно.

Когда объявили результаты, и стало известно, что я поступила, он приготовил мясо с картофельным пюре и купил гвоздики. Пюре не удалось, а гвоздики напоминали о мемориалах и вечном огне. Но Алекс так искусно обрамлял всё своими пышными монологами, что даже неудавшееся пюре показалось подвигом, ведь он впервые пытался, и всё это ради меня! Он щедро вплетал в свою речь восторженные комплименты, которые были для меня в новинку и выбивали почву из-под ног, поскольку я понятия не имела, как на них реагировать. И много рассказывал о своих прошлых достижениях. О том, как он состоял в какой-то левой партии, верил в грядущую справедливую революцию и по ночам расклеивал по городу агитационные плакаты. Как был скандальным журналистом, и на него постоянно подавали в суд за его материалы.

Тогда я уже не жила с родителями и, если подумать, спасать меня было не от кого. Но я была окружена воспоминаниями, от которых стремилась поскорее избавиться. И я думала: «Вот оно!», «Взрослый, бесстрашный, уверенный в себе», «У него есть дом», «Картофельное пюре я всё равно не люблю».

И мы стали жить вместе.

30

Когда я снова оказалась в своем кабинете, там всё выглядело по-другому. Солнце больше не било в окна, солнца не было вовсе — небо было завешено серым, и оттого кабинет тоже казался мрачным и заброшенным. На миг меня пронизал настоящий ужас. Меня не было очень долго. Может быть, несколько месяцев. И сейчас за окном облезлая, тусклая осень. Остаток весны, лето — всё это время я была в Бардо. Я схватила телефон: 9:30, 30-е апреля, вторник. Ещё тридцать минут до официального начала рабочего дня. Я отсутствовала всего полчаса.

Меня сразу накрыла волна радостного, суетливого возбуждения, так что я вскочила и начала передвигаться по кабинету по непредсказуемой траектории… Нужно написать письмо Тане, позвать её пить кофе, рассказать обо всём, предъявить трофей — колокольчик! Теперь я словно бы заслужила право написать ей. Но я знаю — нужно спешить. Пока что я под впечатлением от своего путешествия, я чувствую себя кем-то значимым, важным. Меня, как воздушный шарик, надувает свежим воздухом свершений, я обретаю форму, границы, смысл. Но очень скоро унылая реальность навалится, и вернётся привычная повседневная «я». Я превращусь в то, что обычно остаётся после детских праздников: дырявую цветную тряпочку, беспомощно и сиротливо сморщившуюся на полу. Очень скоро явится властный голос и скажет:

— Смешно, что ты считаешь это каким-то достижением. Почему ты не задала старику миллион вопросов, чтобы узнать как можно больше?

— Я задавала, но он не хотел отвечать.

— Ты должна была сформулировать вопросы правильно. Профессионально. И он бы всё тебе рассказал. Ты же просто стояла и перепуганно молчала. Тебе выдалась хорошая возможность, но ты не смогла даже элементарного — просто поговорить. Это полнейший провал. Ты ничего не можешь сделать нормально.

— Нормально — не значит идеально! — буду брыкаться и вырываться я. — Я сделала, как могла!

— Этого недостаточно. Посмотри, сколько всего делают другие люди!