Деликатная проблема (СИ)

Нераспакованная сумка лежит в углу. Я не вижу смысла заниматься ее разбором, однако делать мне совершенно нечего, поэтому, побродив бесцельно по залу некоторое время, я все же разбираю вещи и складываю их аккуратной стопочкой на полке. Ставлю чайник. Звоню родителям и сетую маме на огромное количество работы, из-за которой буду вынуждена работать все новогодние выходные. Пью пустой чай: абсолютно все, что было в холодильнике, испортилось за время моего отсутствия. Затеваю уборку. Утомленная, я присаживаюсь на диван — и погружаюсь в беспокойный сон.

Утром я чувствую себя безумно разбитой и голодной, принимаю душ и готовлю себе горячее из остатков круп. Выходить на улицу я не рискую.

А открыв глаза утром тридцать первого я понимаю — вот оно. Вот тот день, когда все разрешится, когда, наконец, я обрету покой. На меня накатывает какое-то спокойствие, будто бы все уже давно позади и сейчас мне ничего не угрожает. Пальцы ледяные, но в остальном я спокойна. Отвечаю на бесконечные поздравления и пожелания, доедаю через силу все, что оставалось в доме, и с наступлением вечера с какой-то лихой беспечностью выхожу из квартиры.

Моему кошмару суждено завершиться сегодня — и я хочу, чтобы это произошло как можно скорее.

На улице царит праздничная атмосфера: веселится молодежь, наряженная в забавные ободки с рожками; парковки продуктовых магазинов забиты до отказа, и на вновь освободившееся место тут же въезжает новый водитель, чтобы набрать полные пакеты и уступить место другому; со всех углов доносятся знакомые с детства песни; группа студентов весело выкрикивают поздравления прохожим, и даже бродячие собаки, коими полнится город, будто тоже заражаются общей атмосферой веселья и шумно и задорно носятся по улицам.

Я захожу в кафе, — хозяин тут же предупреждает, что у них сегодня сокращенный рабочий день, — заказываю кучу всего, сажусь у окна и ем, медленно, с удовольствием, глядя на царящий на улице гам. Когда, пообедав я выхожу, на улице уже темнеет, и зажигаются уличные фонари. Я стою некоторое время на тротуаре, затем делаю один неуверенный шаг, потом другой, после этого ускоряюсь, и, уже не сомневаясь, прокладываю себе известный маршрут.

Интуиция ведет меня в Центральный Парк.

На контрасте с темным, почти черным небом, Центральный Парк выглядит как блестящий на солнце бриллиант — но лишь для меня одной: посетителей нет, каток закрыт, и вот-вот закроется фудтрак. Через стекло витрины вижу, как продавец протирает тряпкой рабочую поверхность и снимает халат.

— Простите, — я все же решаюсь к нему обратиться, — можно мне один стаканчик горячего чая?

— Я уже закрываюсь, — бросает он мне в ответ.

— Пожалуйста. Ради нового года.

Продавец поворачивается, смотрит на меня раздраженно, но затем все же делает мне чай. Искренне его благодарю. Меня не смущает даже то, что приняв оплату, он опускает козырек прямо перед моим лицом. Бог с ним.

Сжимая в руке горячий стаканчик, я нахожу ту скамью, где когда-то мы сидели с коллегами. Сажусь, предварительно смахнув снег и усмехнувшись при мысли о «хрупком женском организме», делаю глоток. С неба медленно падают пушистые снежинки. Я запрокидываю голову и жмурюсь, позволяя им таять на моем лице. Как хорошо…

— Ну, здравствуй.

Наконец-то! Стаканчик в моей руке уже давно остыл, и я было решила, что ошиблась и даже успела из-за этого испугаться, поэтому когда Романов все же появляется, я поворачиваюсь к нему с такой облегченной улыбкой, что он даже теряется, но, впрочем, быстро приходит в себя.

— Здравствуй. Я тебя ждала. Это ведь ты оставил бутылку и разбил окна?

— Я. Ну и как тебе мой подарочек?

Он выглядит очень больным — или сильно пьяным: лицо опухшее, глаза мутные, на подбородке колючая щетина. А еще он держит руку за спиной. Гадаю, что он может в ней скрывать.

— Неприятный, — честно сознаюсь я, вставая со скамейки и выбрасывая стаканчик в урну. Негоже мусорить.

— Какой привет, такой и ответ, — издевательски тянет он, — ты ведь тоже мне подарочек преподнесла, да еще какой — увольнение с работы плюс статья. Мне с тобой в этом плане ну никак не сравниться.

— Тебе следовало явиться на судебное заседание, — мягко попрекаю его я, — тебя бы просто приговорили к штрафу.

— Ага, конечно, — в его глазах вспыхивает ненависть, — ну ты и лживая тварь! Что только не скажешь, чтобы себя обелить, да только я-то знаю! Мне тот юрист ваш лысый все сказал!

— Что… он сказал?

— Что меня за это в тюрьму на пять лет упекут!

Я прикрываю глаза. Господи, Петр, ну ты и… Даже после своего ухода он умудрился нагадить так, что и не разгребешь.

— Он был неправ, — я пробую разубедить, успокоить Романова, — пять лет тюремного заключения — это максимальная мера наказания, в твоем же случае тебе бы просто выписали штраф — и все. Куда больше проблем ты на себя навлек, не явившись в зал суда — и еще больше можешь навлечь, если… Не остановишься прямо сейчас.