— Добрый вечер, — сказала он холодно, после чего снова повернулась к мужу. — О ком ты говорил, Язон?
Бартслер выдержал ее взгляд.
— Черт возьми, если ты обязательно хочешь знать, то о тебе.
— Понимаю. Ты не для того, случайно, пригласил господина адвоката, чтобы он представлял тебя на бракоразводном процессе?
— Нет. И оставим это… — начал Бартслер.
На ее лице появилась ледяная улыбка.
— Потому что, если так, то ты слишком поздно подумал об этом. Завтра я подаю на развод.
Бартслер вздохнул, после чего процедил сквозь стиснутые губы:
— Это развязывает мне руки.
— Совсем нет, — сладко сказала она. — Это только первый раунд. Господин адвокат подтвердит, что остается еще урегулировать вопрос имущества.
— Если ты себе воображаешь, — взорвался он, — что выдавишь из меня хоть один доллар для себя и своего сыночка…
— Хватит, Язон, — резко перебила она. — Можешь сколько угодно терзать меня, это твоя супружеская привилегия. Но моего сына оставь в покое. Ты не имеешь на него никаких прав. Я его содержу.
— Ты его содержишь! — фыркнул Бартслер. — Берешь от меня деньги и даешь ему.
— Тем не менее, это мои деньги, когда я их даю ему.
— И это наверное объясняет, почему он задирает нос и насмешливо ухмыляется? Он ведет себя так, как будто ничего мне не должен. Даже не должен уважать меня.
— Я не знала, что он тебе что-то должен, — сказала ледяным тоном миссис Бартслер. — А что касается уважения, то человек либо его вызывает, либо нет.
— Уж я сумею научить его уважению! А если он сделал то, что я предполагаю…
— Что же ты предполагаешь?
— Я предполагаю, что… Подождем его, посмотрим, что он скажет.
В комнату вошел Фрэнк Гленмор. Он отрицательно покачал головой.
— Карла нет? — спросил Бартслер.
— Нет.
— Если вы интересуетесь Карлом, то он вернется поздно, — сообщила миссис Бартслер. — Насколько я знаю, у него свидание.
— Он взял машину?
— Не беспокойся, Язон, не твою. Он взял мой автомобиль.
— Обнаглевший щенок! — произнес Бартслер. — Хоть бы раз…
— Прекрати! Ты действительно не имеешь на него никаких прав! Это дело касается исключительно его и меня. Конечно, он немного разочарован, что не мог пойти на фронт со своими здоровыми друзьями…
— Разочарован, ничего себе! — издевательски рассмеялся Бартслер. — Да этот трус на голову встал, чтобы случайно не попасть…
— Хватит, Язон!
— …на пять миль ближе к какому-нибудь фронту, — продолжал Бартслер, словно не слышал. — Карл при звуке открываемого шампанского и то должен держаться обеими руками за фрак, чтобы не залезть от страха под стол. Если бы ему дали в руки карабин…
— Ты просил меня придти, — перебила его миссис Бартслер. — Надеюсь, не без причины. Потому что, если ты позвал только для того, чтобы унизить меня в присутствии посторонних людей воображаемыми претензиями в адрес моего сына, то предупреждаю тебя, Язон, что мое заявление на развод еще не подано и там могут оказаться все те унижения, которым ты меня сейчас подвергаешь. Господин адвокат и мисс Стрит засвидетельствуют, что я была вызвана без всякой иной видимой цели, кроме выслушивания твоих выдумок о моем сыне.
Бартслер вздохнул.
— Это ни к чему не приведет, — сказал он словно сам себе. И обратился к супруге: — Ты знаешь миссис Кэннард?
Она нахмурила брови, размышляя.
— Кэннард? Не помню.
— Довольно полная женщина лет шестидесяти, слегка прихрамывает. У нее чрезмерно провинциальные манеры. Она была у нас двадцать четвертого вечером. Ты должна помнить тот день, это когда Карл подбил Диане…
— Язон, я уже просила тебя не бросать на Карла необоснованных подозрений. Карл пальцем не притронулся к той девушке. Ты поставил меня в очень неудобное положение, принимая слова Дианы за факт, считая, что Карл способен поднять руку на женщину, а также, что его слово ничего не стоит. Это именно одна из причин, по которой я не могу больше жить с тобой под одной крышей. Это самая изысканная форма моральной жестокости, вполне достаточная…
— …чтобы тебе было с чем бежать к адвокату и подать в суд на алименты, — закончил Бартслер.
— Ну, знаешь, Язон! Я не вижу возможности продолжать этот разговор. Если ты будешь оскорблять Карла, то боюсь, я вынуждена буду покинуть эту комнату. Но если я могу быть тебе полезной какой-то информацией, связанной с твоими делами…
— Ты помнишь эту женщину? Ты ее видела?
— Да, теперь, когда ты ее описал, я припоминаю, что я ее видела.
— Где?
— Она ждала, кажется, в холле. Я не присматривалась к ней специально.
— Ты видела, как она ходит?
— Нет.
— А Карл?
— Об этом ты должен спросить Карла.
— Где он?
— Вышел из дома.
— С кем?
— Не знаю какое это имеет значение, — ответила она. — Но, чтобы ты не думал, что я от тебя что-то скрываю, что может быть важно для твоих дел, скажу. У него свидание с очень изысканной, хорошо воспитанной молодой леди. Только тебя вовсе не касается с кем он назначает свидание. У тебя нет к нему никаких чувств и поэтому не должно быть дела до его интересов.
— Нет никаких чувств! — опять фыркнул Бартслер. — Может я должен целовать его в лобик перед сном? Я хочу знать, разговаривал ли он с этой женщиной?