— Должен обратить внимание уважаемого суда, — объявил Хастингс, — приближается час дневного перерыва. В предварительном слушании подобного типа мы должны только доказать, что преступление было совершено, и есть достаточно оснований признать обвиняемую виновной в этом. Я полагаю, этот факт полностью установлен.
— Может быть, и так, — заявил судья Хобарт, — если, конечно, защита не пожелает доказать обратное.
— Защита желает отложить слушание дела, — сказал Мейсон, — до завтрашнего утра.
— Как! Вы собираетесь выступать? — удивленно спросил судья Хобарт. — Это, безусловно, необычно при предварительном слушании дела, и я предупреждаю вас, что как только prima facie[5]
будет установлен, простое противоречие фактов не будет иметь существенного влияния на решейие суда.Вопрос правдивости свидетелей, в случае несовпадения показаний, целиком находится в компетенции присяжных.
— Я это знаю, ваша честь, — сказал Мейсон, — но защита имеет право на разумное продолжение дела, и я просил бы отложить заседание до завтрашнего утра, чтобы убедиться, сможем ли мы опровергнуть представленные доказательства.
Я также желаю завтра сделать в суде публичное заявление.
Ввиду того что обвиняемая отказалась делать какие-либо заявления в ходе расследования, я хотел бы объявить, что сразу же после закрытия данного заседания состоится пресс-конференция, на которой обвиняемая изложит журналистам полный рассказ о том, что в действительности произошло вечером в день убийства.
— Ваша честь! — воскликнул вскочивший на ноги Хастингс. — Это превращает судебное расследование в пародию, в фарс; обвиняемая, по совету своего адвоката, молчит и не произносит ни слова. А когда обвинение молчит, она вдруг заявляет, что все изложит прессе.
— Я не знаю закона, — задумчиво произнес судья Хобарт, — воспрещающего обвиняемому делать заявления прессе в любое время, когда он пожелает. Более того, по закону он не обязан делать их следователям, ведущим расследование.
Итак, суд откладывается до завтрашнего утра, до десяти часов. Обвиняемая берется под стражу. Если она, однако, пожелает в это время выступить перед представителями прессы, я не вижу причин, почему бы шерифу не организовать это здесь, в здании суда.
Судья Хобарт встал и покинул свое место.
Прокурор округа Хастингс подошел к адвокату Мейсону.
— Послушайте, Мейсон, — сказал он, — не стоит делать таких трюков.
— Почему? — спросил адвокат. — Вы же слышали, что сказал судья. Это законно.
— Ну что ж, если вы будете проводить пресс-конференцию, я буду присутствовать на ней и задам несколько вопросов. Вы стремитесь, чтобы обвиняемая не подверглась допросу со стороны обвинения.
— А вы представляете какую-нибудь газету? — спросил Мейсон.
— Черт побери — да, через пять минут у меня будет разрешение от газеты.
— Что ж, — холодно произнес адвокат, — вы будете иметь право присутствовать на этой конференции.
— Я задам такие вопросы, на которые обвиняемая не сможет или не пожелает ответить.
— Если, — произнес Мейсон, — вы представитель прессы, мы будем рады вас видеть.
Зал суда кипел от возбуждения. Газетные репортеры, столпившись вокруг стола Мейсона, делали снимки раздраженного прокурора округа и улыбающегося адвоката.
Хастингс повернулся к журналистам.
— Не слышал в жизни ничего подобного, — заметил он. — Это настолько самоубийственно, хотя,
— Потому что, — сказал Мейсон, — оно было проведено небрежно.
— Что вы имеете в виду?
— Не был послан водолаз и не было исследовано дно залива в том месте, где находилась яхта. Откуда вы знаете, что там было на дне? Может быть, там находятся доказательства, полностью реабилитирующие обвиняемую. Может быть, там найдется орудие убийства?! Любой здравомыслящий эксперт послал бы водолазов на то место, по крайней мере, чтобы найти орудие убийства. Ведь естественно предположить, что убийца, кем бы он ни был, бросил бы его за борт. А что вы сделали? — продолжал Мейсон. — Вы и шериф расследовали все дело, но не удосужились выяснить точное местонахождение яхты в день убийства. Так что вы навсегда потеряли все возможные доказательства, жизненно важные для обвиняемой в этом деле. Вот почему она воспользовалась правом выбрать любое время для своего рассказа. Мы всегда заявляли, что она это обязательно сделает, но в нужное время и в нужном месте.
— Постойте, — пролепетал Хастингс. — Я сейчас позвоню по телефону и получу разрешение от какой-нибудь газеты; и если вы так уверены, что на дне залива есть какие-то доказательства, почему же вы не разыскали их?
— Мы не знаем точно, где находилась яхта. Ведь она была отбуксирована по указанию шерифа.
Хастингс хотел что-то сказать, но был так зол, что не смог произнести ни слова. Нервная гримаса исказила его рот. Лицо его было смертельно бледным. Руки сжались в кулаки.
Он резко повернулся и быстро зашагал в направлении телефонных будок.
Мейсон повернулся к шерифу: