— Неужели вы отрицаете наличие четвертого измерения, сверхъестественных сил и ноосферы? — упавшим голосом спросил Бокий.
— Я ничего не отрицаю, — отвечал Загорский, — я просто не люблю, когда вещами труднообъяснимыми начинают торговать оптом и в розницу вместо того, чтобы серьезно их исследовать.
— Но мы и исследуем, — многоопытный Глеб Иванович выглядел сейчас, как ребенок, у которого пытаются отнять любимую игрушку. — Гипноз, телекинез, телепатия — все это мы исследуем и, скажу вам, далеко в этом продвинулись. Более того, мы собираемся этим летом отправить экспедицию в Тибет на поиски Шáмбалы. И Александр Васильевич Барченко, которого вы видели сейчас в роли оракула, возглавит эту экспедицию как наиболее искушенный в тайных науках человек.
Нестор Васильевич только головой покачал. Боже мой, Шамбала! Сколько он слышал разговоров про Шамбалу, и ни разу, ни единого разу не предоставили ему доказательств существования этой легендарной земли.
— Вы полагаете, что предание лжет? — Бокий смотрел на него с каким-то даже испугом.
Загорский вздохнул — ну, что тут скажешь? Предание, может быть, и не лжет. Но не всякое предание следует понимать буквально. Что, если Шамбала — это не географическая точка, где прячутся от надоедливого человечества многомудрые махáтмы? Может быть, Шамбала — это страна духа? И если это так, то искать ее следует не на востоке или на юге, а у себя в сердце.
Бокий немного поразмыслил и заявил, что от концепции Загорского за версту веет субъективным идеализмом. Загорский только плечами пожал: какая разница? Как говорил Ленин, красные черти ничуть не лучше зеленых, иными словами, одна концепция не хуже другой. И, кстати сказать, что это ОГПУ так заинтересовалось Шамбалой? Трудовой лагерь они там собираются устраивать, что ли?
— Вот вы все шутите, — с укоризной сказал Бокий, — а нам не до шуток. Вы знаете, что именно в Шамбале был впервые построен коммунизм? Мы полагаем, что надо учиться у древних мудрецов.
Нестор Васильевич отвечал, что, по его мнению, в Советском Союзе своих мудрецов хватает и без всякой Шамбалы. Впрочем, хотят учиться — их дело, только его, Загорского, не надо втягивать ни в поиски махатм, ни в строительство коммунизма. Если бы он хотел, он бы давно построил коммунизм в рамках отдельно взятой квартиры. Но жить ему тогда пришлось бы не в Советской России, а где-то еще.
Бокий с грустью смотрел на Загорского: сколь печально, что даже великие люди подвержены скепсису и раздражению! Однако Загорский не склонен был разделять его элегических настроений.
— Феликс Эдмундович сказал, что вы позаботитесь о моих полномочиях, — деловито заметил он. — Мне и моему помощнику не помешали бы солидные мандаты.
Бокий отвечал, что в связи с особыми обстоятельствами выдать удостоверения ОГПУ они не могут, но предоставят документы агентов уголовного розыска.
— Надеюсь, не фальшивые? — спросил Загорский.
Бокий даже обиделся. Как может Нестор Васильевич так говорить? Они же — ОГПУ, все их удостоверения даже лучше настоящих. Загорский на это отвечал, что лучше не надо, надо — чтобы совершенно как настоящие.
— Хорошо, — сухо сказал Бокий. — Но, поскольку дело ваше — высочайшей секретности, я просил бы полномочиями не злоупотреблять.
— Не волнуйтесь, — кивнул Загорский, — козырять удостоверениями будем только в крайнем случае.
Они направились в канцелярию Спецотдела, которым командовал Бокий. Пока готовились документы, Глеб Иванович пытался выведать у Загорского, что он знает о тибетских махатмах. Нестор Васильевич рассеянно отвечал, что никаких махатм он в глаза не видел, если не считать за таковых разнокалиберных тибетских монахов всех возрастов и рангов.
— А Далай-лама, — спросил Глеб Иванович с легким замиранием сердца, — как он вам показался?
Загорский коротко отвечал, что Далай-лама — серьезный человек, и он бы ему палец в рот не положил…
Раз в месяц совладелец компании «Элáйд Америкэн Корпорэйшн»[18]
мистер Арманд Хаммер ходил на бега. Он любил Московский ипподром, заново открытый несколько лет назад, любил плавный быстрый бег лошадей, деревянный запах трибун, атмосферу разгоряченной толпы и едва уловимый аромат больших денег в тотализаторе. Впрочем, для Хаммера деньги эти не казались большими, на бега он приходил не выигрывать, а сбрасывать пар. В удачные дни он проигрывал несколько сотен рублей — это горячило ему кровь, и он возвращался к рутине финансовых будней освеженным.Подводя предварительные итоги, можно было сказать, что три года в советской России не прошли даром. Братья Хаммеры — Виктор и Арми — были, без сомнения, главными американцами Советского Союза. В 27 лет Арманд представлял в СССР интересы тридцати семи американских компаний, в том числе таких гигантов, как корпорация Генри Форда. Офисы в Нью-Йорке, Берлине, Лондоне, Риге и, наконец, в Москве, на Садовой-Самотечной, в двух шагах от Кремля.