Дело двух Феликсов

Разумеется, никакими любовниками они не были. Просто офицер спас шахиншаха от смерти, раскрыв заговор его сына, некоего Зили-султана. В благодарность шахиншах и преподнес бриллиант русскому офицеру.

— А как же камень оказался у вас? — Арманд глядел на китайца с некоторым подозрением.

Однако все подозрения оказались беспочвенны. Дело в том, что навестивший Хаммера с визитом Ган Цза-лин служил этому самому офицеру. У того не было родственников, и после его смерти камень достался его верному слуге.

— И теперь вы хотите его продать? — сказал американец.

Китаец в ответ назвал его самым догадливым человеком на свете. Проблема, однако, состоит в том, что продать камень такой ценности на территории СССР почти невозможно. Во всяком случае, невозможно это сделать легально. А если делать это нелегально, могут и расстрелять.

— Могут, — согласился Хаммер.

Вот поэтому Ган Цза-лин и явился к нему лично. Он хотел бы, да, он очень бы хотел, чтобы господин Хаммер отыскал ему покупателя на Западе.

— А какой в этом мой интерес? — спросил Арманд деловито.

Ну, об этом просто смешно спрашивать! Разумеется, мистер Хаммер внакладе не останется. Ган Цза-лин за услуги готов дать ему три… нет, даже четыре процента.

Арманд саркастически улыбнулся. В таких случаях меньше десяти процентов никто не берет. Но, учитывая риск, и десяти процентов мало. Вернее было бы говорить о… ну, скажем, двадцати пяти процентах.

При эти словах глаза у китайца округлились. Двадцать пять процентов? Господин Хаммер, верно, шутит. Откуда такие деньги у бедного китайца? Нет, это совершенно невозможно. На худой конец, он готов добавить еще один процент к четырем уже имеющимся, но не больше, никак не больше.

— У вас, — веско сказал американец, — есть выбор. Вы либо соглашаетесь на мои условия, либо вас совершенно бесплатно расстреляют большевики, а камень заберут в пользу государства.

С минуту, наверное, китаец молчал, жалобно шмыгая носом. Потом поднял косые свои глаза на Хаммера и прошептал:

— Двадцать пять процентов… Сколько же это будет в деньгах? Если, например, бриллиант стоит миллион…

Хаммер не выдержал и засмеялся. Миллион — совершенно несуразная цифра. Если бы, конечно, камень продавал сам шахиншах, тогда было бы о чем поговорить. Но, насколько он понимает, никаких бумаг, подтверждающих принадлежность камня шахиншаху, у Ган Цза-лина нет? Не говоря уже о том, что камень, скорее всего, ему самому достался без завещания, а, так сказать, по факту смерти предыдущего хозяина. Таким образом, максимум, на что можно рассчитывать в этих обстоятельствах, это пятьсот… нет, скорее даже триста тысяч.

Арманд думал, что китаец разразится привычными еврейскими жалобами, но тот почему-то не стал возражать. Однако предупредил, что у него есть одно условие.

— Какое же? — спросил Хаммер.

Условие такое: он, Ган Цза-лин, хотел бы открыть с мистером Хаммером совместное предприятие по сбыту шедевров и реликвий.

— Чего, простите? — не понял собеседник.

Шедевров и реликвий, терпеливо повторил китаец. Он же говорил, он серьезный человек. У него огромные связи везде, в том числе и в музейном мире. Ган Цза-лин мог бы наладить поставку картин старых мастеров, а его американский друг организовал бы их сбыт. Мистер Хаммер мог бы перевозить картины в Америку или в Европу, и там бы их покупали толстосумы.

Арми несколько секунд изучающе глядел на китайца, потом покачал головой. Нет, это совершенно невозможно. Бриллиант — это совсем другое дело, сбытом бриллиантов он занимался, хоть и с разрешения советского руководства. Он даже может сбыть один-другой бриллиант, так сказать, в обход большевистской кассы, на это, он уверен, они закроют глаза. Но сбыт картин, тем более — в таких масштабах? За это, простите, большевики могут поставить к стенке даже самого Арми, даром, что он американский гражданин и лучший друг Советского Союза. Нет, нет, и нет, ни при каких обстоятельствах — ну, разве только большевики сами предложат. Вообще говоря, торговлей предметами искусства, насколько ему известно, занимается Совамторг, который курирует ОГПУ. А становиться на дороге у ОГПУ, сами понимаете, ни один нормальный человек не захочет.

— Жаль, жаль, очень жаль, — пробормотал китаец с явным огорчением. — Это было очень серьезное предложение. Вы не представляете себе, сколько в советских музеях скопилось интересных картин. Если бы продать хотя бы каждую десятую, о, какие были бы деньги, какая выгода!

Хаммер лишь вежливо улыбнулся. Деньги — это, конечно, прекрасно, но жизнь дороже.

— В таком случае, позвольте откланяться, — и, спрятав камень в мешочек, господин Ган собрался, очевидно, исчезнуть в толпе так же внезапно, как и появился.

— Минутку, — остановил его Хаммер, — а как же ваш «Лунный глаз»? Наша договоренность остается в силе, я могу искать покупателя?

— Конечно, конечно, — отвечал китаец, — ищите. Как говорит пословица, ищите — и вам откроется.

— Но я не могу продавать камень, не имея его на руках, — сказал Хаммер. — А вы его забрали.