Дело двух Феликсов

— Не нужно никакой помпы, — заявил он. — Пусть занимаются спокойно, я просто незаметно зайду и погляжу, что там да как.

— И этого будет достаточно? — изумился ректор.

— Может быть, — коротко отвечал Нестор Васильевич.

Эссен сам отвел его сначала к скульпторам, потом к художникам. Скульпторы не вызвали у Загорского никакого интереса, а вот к художникам он присмотрелся более внимательно. Спустя пару минут кивнул Ганцзалину на взъерошенного светловолосого парня: «вот наш клиент!», после чего оба решительно вышли из аудитории.

— Почему он? — спросил Ганцзалин.

— Все в институте уже знают, что Лисицкая умерла, — отвечал хозяин. — Однако красные глаза только у него одного. Красные глаза возникают либо от недосыпа, либо от слез. Я склоняюсь ко второму варианту. Он плакал. Может быть, именно оттого, что Светлана погибла, а он дышал к ней неровно. Уверяю тебя, влюбленный знает о своем предмете даже больше, чем сам предмет знает о себе. Если с кем и говорить, то именно с ним.

Светловолосый оказался студентом второго курса Сергеем Леграном. На перемене Загорский отвел его в сторону и представился дядей покойной Лисицкой. Губы у молодого человека задрожали, глаза наполнились слезами. Нестор Васильевич выдержал деликатную паузу, чтобы Легран успокоился, потом заявил, что хотел бы с ним побеседовать.

— О чем? — безнадежно спросил студент.

— Видите ли, — медленно проговорил Загорский, — моя племянница писала мне о вас.

— Обо мне? — голубые глаза студента распахнулись так широко, что небесная синева, казалось, того и гляди выльется из них.

Нестор Васильевич кивнул: именно о нем. Светлана Александровна выделяла его среди всех студентов как наиболее талантливого и чувствительного.

— Чувствительного, — горько хмыкнул Сергей. — Сейчас чувствительность не в чести…

И тут же испуганно осекся.

— А, — заметил Загорский, — я вижу, в институтах нынче занимаются не только дети победившего класса. Вы из бывших?

— Да из каких там бывших, — студент перешел на шепот, — смешно сказать. Не князь, не граф, не купец даже — просто попович.

— Любопытно, — сказал Нестор Васильевич. — У вас редкая для поповича фамилия.

Студент отвечал, что происходит его род от наполеоновского офицера, в войну двенадцатого года попавшего в плен да так и оставшегося в России. Ну, а уж в попы его потомки переквалифицировались самостоятельно. Кто же знал, что придет революция и лучше будет считаться не священником, а пролетарием.

— Ну, если судить по вам, религия перестала быть опиумом для народа, и попы теперь тоже трудящееся сословие, — заметил Загорский.

Студент поглядел на него с кривой ухмылкой: уважаемый Нестор Васильевич, вероятно, шутит? Загорский согласился: он шутит. Легко догадаться, что господин Легран просто скрыл свое происхождение, выдав себя за сына какого-нибудь служащего. Студент при этих словах сделался совсем белым.

— Умоляю, — прошептал он, — умоляю, не выдавайте. Меня просто выгонят из училища и никуда больше не примут. Это волчий билет на всю оставшуюся жизнь.

Загорский кивнул. Он дает слово ничего не говорить, но, поскольку время неуклонно движется к обеду, он и его друг Ганцзалин приглашают господина… пардон, товарища Леграна добраться до ближайшего кафе.

— Но у меня еще занятие, — слабо возражал студент.

— Прогуляете, — безапелляционно заявил Загорский, и вопрос был решен.

Некоторое время у них ушло на то, чтобы найти достаточно тихое, чистое и уединенное кафе, в котором они и расположились на обед.

— Что будете есть? — спросил Нестор Васильевич.

Легран пробормотал, что он несколько стеснен в средствах.

— Если позволите, мы вас угощаем, — успокоил его Нестор Васильевич.

— Угощаем? — сварливо переспросил Ганцзалин. — А если он закажет омаров и лангустов?

Загорский отвечал, что в этом кафе нет ни омаров, ни лангустов, но он прав — финансовые вопросы всегда нуждаются в уточнении. Таким образом, всю компанию сегодня кормит Ганцзалин.

Под свирепым взглядом китайца молодой человек заказал себе чай и блинчики с малиной, Загорский и Ганцзалин, недавно обедавшие, обошлись черным кофе. Надо сказать, что китаец очень долго не признавал достоинств благородного напитка, не без оснований полагая, что оно и в подметки не годится самому простому пуэру[20]. Однако в последние лет десять он все-таки распробовал кофе, тем более, что в годы Гражданской войны хороший китайский чай достать было трудно, и стоил он подчас целое состояние.

— Скажите, а ваш друг — он тоже дядя Светланы Александровны? — невинно спросил молодой человек, доедая последний кусок блинчика. Загорский и Ганцзалин обменялись веселыми взглядами.

— Скорее дедушка, — отвечал Загорский. — Приемный.

— Я почему-то так и подумал, — кивнул студент. Потом чинно вытер салфеткой рот и руки и вздохнув, сказал: — Я к вашим услугам.

Нестор Васильевич улыбнулся и кивнул Ганцзалину. Тот потянулся рукой к серому тубусу, который стоял рядом с их столиком, открыл его, вытащил тщательно свернутый холст. Легран следил за его манипуляциями чрезвычайно внимательно, зрачки его расширились.