Дело двух Феликсов

— Как отдавал, так и вернешь, — отрезал Коржиков, — а то ишь, ухари, социалистической собственностью разбрасываться горазды. Знаешь, сколько в Ленинграде натурщиц? Если каждой по холсту подарить, то что это будет? Бесхозяйственность и расхищение! Хочешь картины дарить — иди в библиотеку, вырви прокладочный лист из Брокгауза и Ефрона, да на нем и рисуй. А на народное добро пасть не разевай!

Леграну было ужасно неудобно забирать картину у Лисицкой. Он предложил завхозу купить новый холст, но Коржиков стоял на своем — вернуть надо именно тот холст, который брали — потому что отчетность.

Сергею пришлось с повинной головой идти к Лисицкой. Та была немного удивлена, увидев на пороге студента: откуда он знает ее адрес?

— В учебной части дали, — соврал Сергей, хотя на самом деле он часто после занятий шел за Лисицкой по улице по пятам, провожая ее до самого дома и даже, выждав несколько секунд, заходил в подъезд и слушал, как быстрыми легкими шагами взбегает она наверх.

— А зачем им холст? — не понимала Светлана. — Что они с ним будут делать?

Он и сам толком не знал, зачем. Может, затем, что свои картины студиозусы пишут на холстах старых мастеров? Может быть, по ошибке выдали какую-то особенно ценную картину, и теперь хотят вернуть ее обратно в музей.

— Зачем же возвращать, — удивлялась Лисицкая, — она же закрашена.

На это Легран сказал, что смыть верхний слой краски не так сложно, опытный реставратор легко с этим справится.

Светлана задумалась. Ее удивило, что старые картины отдают студентам, но еще больше ее удивило, что картины эти потом проходят какой-то строгий учет. Подумав немного, она наотрез отказалась картину возвращать, сказав, что картина ей очень нравится и дареное назад не дарят. Легран ужасно расстроился: а ему-то что сказать завхозу?

— Скажите, что я ее продала, — отвечала Лисицкая. — Мне нужно было отдать долг, денег не было — и я продала. А на нет, как говорится, и суда нет.

С тем студент и отбыл восвояси.

Завхоз, узнав, что картина продана, выбранился, но от Леграна отстал. И опять Сергей подумал, что инцидент исчерпан. Действительно, больше к нему насчет картин не приставали. Однако очень скоро у Лисицкой обнаружился ухажер.

— Что за ухажер, как выглядит? — оживился Загорский.

Легран развел руками. Внешности он описать не мог, поскольку не разглядел. Во-первых, он видел его всего пару раз издалека. К тому же человек этот носил шляпу, из-под которой лица было не видать.

— А как одет?

Одет как-то так пасмурно, неброско. В целом, цвет серо-зеленый, ближе к маренго. Хотя было уже довольно тепло, оба раза помимо шляпы был на нем плащ.

— А что на ногах?

Что там было у кавалера на ногах, Легран не заметил. А не показалось ли ему, что загадочный кавалер Лисицкой косолапит?

— Трудно сказать, — пожал плечами студент, — под плащом ноги как-то не очень разглядишь.

Жаль-жаль. А впрочем, ничего страшного, разберемся. И Загорский с Ганцзалином обменялись красноречивыми взглядами.

— Скажите, — спросил вдруг Сергей, — вы ведь не дядя никакой? И китаец ваш тоже не дедушка. Вы ведь из органов, наверное.

На несколько секунд установилось напряженное молчание.

— Хотите правду? — наконец сказал Загорский. — Извольте. На самом деле мы не из органов. Однако вам могу дать хороший совет. Возьмите академический отпуск на год и уезжайте вон из города.

Легран удивился: куда же это он поедет? Куда угодно, отвечал Загорский, да хоть на родину, к родственникам поповского сословия. Главное, подальше отсюда, туда, где его никто не найдет.

— Вы думаете, ситуация настолько серьезная? — голубые глаза студента смотрели с испугом.

— Очень серьезная, — отвечал Нестор Васильевич. — Уверяю вас, в более серьезные переделки вы в жизни своей не попадали.

Легран несколько секунд размышлял, сведя к переносице брови, затем попрощался, кинул напоследок быстрый взгляд на тубус, куда Ганцзалин спрятал холст, бочком выскользнул из-за стола и исчез.

— Странный субъект, — сказал Загорский. — Как думаешь, сколько ему лет?

— Лет двадцать пять — двадцать семь, — слегка поколебавшись отвечал Ганцзалин.

— Около того, — согласился Нестор Васильевич. — Хотя и выглядит моложе. При этом он учится только на втором курсе. Любопытно, чем занимался попович после революции, прежде чем пристроился к изобразительным искусствам.

Ганцзалин отвечал, что судьба русских попов, а равно их отпрысков, его совершенно не интересует. Гораздо интереснее будет побеседовать с заведующим хозяйственной частью гражданином Коржиковым. Во всяком случае, для расследования это окажется куда полезнее.

— Пусть попы занимаются религией, а мы займемся делом. Как говорит старинная русская пословица, дневи довлеет злоба его, — заметил Ганцзалин.

Нестор Васильевич поморщился: помощник его всю сознательную жизнь прожил в православной стране, а пословиц от евангельских речений отличать не научился. Впрочем, и то благо, что не переврал по своему обыкновению. Если же говорить по сути, то он совершенно прав. Им предстоит напряженный и, вероятно, весьма душеполезный разговор с заведующим хозяйственной частью.