Дело двух Феликсов

Ганцзалин был убежден, что нужно, очень нужно. Чем больше людей собираются помянуть покойницу, тем легче духу воспарять в небеса. Русская пословица говорит: на миру и смерть красна. Почему? Именно поэтому. Страшно умереть в одиночестве и страшно метаться за гробом, не зная, куда пойти. Но каждая живая душа, которая думает о тебе в этот миг, как бы дает дополнительные силы, помогает подняться, направиться верным путем. Наверняка хозяин замечал, что на похоронах одно настроение, а на поминках другое. На похоронах всегда горе, безысходная печаль, это последняя ступень прощания с бренным телом. А поминки — совсем иное. Начинаются они всегда как дело скорбное, а потом люди потихоньку успокаиваются, говорят об усопшем, припоминают смешные случаи из его жизни, рассказывают о его замечательных человеческих качествах, и горе сменяется воодушевлением, почти радостью. Это значит, что душа преодолела тенета смерти, что она устремилась ввысь…

Нестор Васильевич грустно кивнул: может быть, и даже наверняка так. Но мы предпочли бы, чтобы наши близкие и любимые навсегда оставались с нами, а не улетали пусть в светлые и высокие, но такие чужие небеса.

Хоронили Светлану на Волковском кладбище, на «Литераторских мостках», в месте, где упокоились многие известные деятели литературы и искусства.

— Как вам удалось устроить похороны здесь? — спросил Ганцзалин.

Загорский только плечами пожал. Он тут, собственно, ни при чем, все организовал Эссен. С другой стороны, где же еще ее хоронить? Вся жизнь Светланы была посвящена искусству, такая, увы, недолгая жизнь.

— Вы жалеете, что разошлись? — спросил Ганцзалин.

Нестор Васильевич задумался. Жалеет ли? Сложно сказать. У него никогда не получалось долгих союзов с женщинами, притом, что среди них были совершенно выдающиеся, а по человеческим свойствам и вовсе ангелы.

— У меня есть теория, — сказал Загорский, поправляя зонт, — что женщины — это ангелы. В силу каких-то обстоятельств они оказались на земле. Но некоторые из них повторили судьбу небесных предшественников, то есть пали, а некоторые так и остались ангелами. И то, что они так терпят нас, так любят, так украшают собой нашу жизнь, лишний раз доказывает мою теорию.

— Но если они ангелы, — тихо спросил Ганцзалин после паузы, — почему же они умирают?

Нестор Васильевич молчал несколько секунд.

— Видно, иначе нельзя, — наконец прошептал он чуть слышно.

Помощнику почудилось, что по щеке хозяина покатилась слеза. Но нет, это просто ветром принесло дождинку. Впрочем, могло показаться, что в этот день плакало буквально все — и люди, и сама природа.

— Одно меня удивляет, — неожиданно сказал Загорский, — почему на похороны не пришел Легран? На влюбленную натуру это не очень-то похоже.

— Да вы же сами велели ему уезжать как можно быстрее, — пожал плечами помощник, — вот он и уехал.

Загорский кивнул: может быть, может быть. Внезапно взгляд его, до того рассеянно скользивший по окружающему пейзажу, стал острым, пронизывающим.

— Ганцзалин, — сказал он, — кажется, убийца здесь.

Помощник глянул в ту сторону, куда смотрел хозяин, и увидел отдельно стоящего человека под зонтом.

— С чего вы взяли? — спросил Ганцзалин. — Он и одет не так, и вообще…

Однако Нестор Васильевич был уверен, что это именно преступник.

— Взгляни, — сказал Загорский, — он один прикрывает лицо зонтом.

— Ну и что? Идет дождь, он закрывается от капель.

Нестор Васильевич поморщился от раздражения. До чего же все-таки Ганцзалин невнимателен. Все, кто рядом, держат зонты, прикрывая спину, а не лицо. Это потому, что ветер дует им в спину, и брызжет дождем. И только подозрительный гражданин закрывает физиономию. Что это значит? Это значит, что спина у него открыта, и она мокнет. Кто бы по доброй воле стал терпеть такое испытание, кроме человека, который не хочет быть узнанным? И, наконец, на нем кеды.

Помощник кивнул. Ладно, пусть так, но что он делает здесь, на кладбище?

— Ты слышал о теории, согласно которой преступника тянет на место преступления? — спросил Загорский. — Такое тяготение связывают с необыкновенным взрывом эмоций, который испытывает человек, когда убивает. Нашему убийце трудновато попасть на место преступления, для этого придется по меньшей мере брать билет на поезд, да еще выкупать в купе все места. Поэтому он явился на кладбище. Это один резон. Есть и другой…

Тут он замолчал.

— Какой же? — спросил Ганцзалин, так и не дождавшись продолжения. — Какой еще второй резон?

— Похоже, он был Светлане не чужим человеком, — ответил Загорский. И тут же воскликнул: — Уходит! За ним!

Ганцзалин и Загорский двинулись следом за неизвестным, который, все ускоряясь, шел к выходу с погоста.

— Почувствовал, что мы о нем говорим, или увидел, что смотрим в его сторону, — предположил Ганцзалин.

Загорский только кивнул молча, не отрывая взгляда от человека под зонтом. Тот несся все быстрее и быстрее. Чтобы не отстать, они вынуждены были почти бежать за ним следом.

— Быстро идет, — заметил Загорский.

— Это мы медленно, — сердито отвечал Ганцзалин.

Но хозяин с ним не согласился.