Дело магазинной воровки. Дело о тонущем утёнке. Дело о зарытых часах

— Сказал, что молодой Эйдамс увез его с собой сегодня вечером. — Визерспун Дее это сказал с каким-то даже вызовом. — Черт возьми, Мейсон, я с самого начала предупредил вас, что намерен любой ценой защитить счастье дочери, и мне думается, пора вам перестать заниматься самообманом. Ведь пока еще даже не было объявления об их помолвке, так что…

— Вы считаете, что этого детектива убил Марвин Эйдамс?

— Разумеется!

— Откуда у вас такая уверенность?

— А вы знаете, что его убили? — Голос Визерспуна перешел на фальцет от возбуждения. — Небольшой химический эксперимент… — Он зачастил, очевидно отвечая на собственные, тревожащие его вопросы: — Милтер находился на кухне, он, по всей вероятности, решил приготовить напиток из горячего рома с добавлением масла для себя и своего гостя. Убийца взял из буфета маленький кувшинчик для воды, налил в него немного гидрохлористой кислоты… и… сказал: «Ну, прощай, Лесли, мне пора идти!» — бросил в кислоту несколько кристалликов цианида и вышел. Выделение газа происходило на плите. Там же подогревалась вода с сахаром. На буфете были приготовлены две чашки с ромом и кусочком сахара в каждой. Шипение горелки мешало Милтеру услышать свистящий звук, с которым цианид растворяется в кислоте. Ядовитый газ заполнил кухню. Газовая горелка, на которой по-прежнему стояла алюминиевая кастрюлька со сладкой водой, продолжала гореть. Когда вода выкипела, сахар сгорел, наполнив квартиру специфическим запахом и густым дымом. Именно это и спасло жизнь полицейскому офицеру. Когда он заглянул на кухню, он сначала почувствовал запах жженого сахара и увидел обгоревшую на огне кастрюлю, а уж потом…

— Весьма интересно! — заметил Мейсон.

— Что же тут интересного?

Мейсон откинулся на спинку кресла, обитого сыромятной кожей, положил ноги на стоящий рядом стул и улыбнулся.

— Две чашки с ромом и маслом в каждой, — сказал он.

— Ну да, точно.ч

— И в тот момент, когда Милтер кипятил воду с сахаром для этой смеси, он вдруг замертво упал.

— Правильно.

— Неужели до вас н? доходит, что коль скоро Милтер готовил выпивку на двоих, то человек, бросивший цианид в гидрохлористую кислоту, й был тем лицом, для которого предназначалась вторая чашка? Поэтому едва ли он мог сказать: «Пока, Лесли, мне пора идти» — и поскорее удрать из кухни. Нет, нет, он не мог этого сделать, пока его напиток готовился на плите. Ему надо было иметь какой-то серьезный предлог, чтобы уйти из квартиры Лесли.

Визерспун нахмурился, пустил струйку дыма в потолок и негромко пробормотал:

— Да, вы правы.

— А это нас снова возвращает к утенку. Почему вы пришли к заключению, что этот утенок был ваш?

— Потому что это так! Он должен быть моим! Вы припоминаете, как я вам говорил, что Эйдамс перед отъездом взял утенка в моем птичьем дворе? Такое нахальство, я считаю… Я собираюсь расспросить Лоис об этом. Все равно, раньше или позже, ей придется выслушать всю историю, так что пусть узнает все уже сейчас.

Он потянулся к телефонной трубке.

Мейсон опередил его.

— Одну минуточку… Прежде чем вы вызовете сюда Лоис, давайте поговорим об утенке. Как я понял, вы заявили полиции, что утенок взят с вашего птичьего двора?

— Да.

— Как вы его опознали, хотел бы я знать? У него есть ваше клеймо?

— К черту, Мейсон, сколько можно говорить о каком-то утенке? Каждый раз, когда разговор заходит о нем, вы задаете мне совершенно идиотские вопросы. Уток никто не клеймит!

— Почему?

— Потому что это никому не нужно.

— Ну, а рогатый скот вы клеймите, верно?

— Да, разумеется.

— Для чего?

— Мы это делаем, чтобы иметь возможность отличить свой скот от соседского.

— Очень интересно. В Китае, где некоторые семьи живут на воде в лодках и, как правило, держат уток, принято окрашивать птиц в разные цвета, чтобы не возникало путаницы.

— Ну, а какое это имеет отношение к данному утенку?

— А вот какое. Вы только что сами сказали, что вам приходится клеймить свой скот, чтобы в случае надобности иметь возможность отличить его от соседского. Каким же образом вы собираетесь доказать, что это ваш утенок, а, скажем, не соседский?

— Вы прекрасно знаете, что это мой утенок!

Мейсон как ни в чем не бывало продолжал рассуждать:

— Я думаю о том, как вы станете давать показания перед Большим жюри. Лично вам придется туго. Вы сами подставляете свою голову под удар. Вы заявите: «Да, да, это моя утка!» Обвинитель предложит защитнику приступить к перекрестному допросу, и защитник в первую очередь поинтересуется, на каком основании вы это утверждаете.

— Ну, прежде всего исходя из специфического цвета и размера.

— Прекрасно. Тогда защитник спросит, в чем состоит их специфика.

— Ну, утенок желтоватенький, как все маленькие утки. И потом, он точно такого же роста, как остальные утята этого выводка.

— Сколько их всего?

— Около десятка, не то девять, не то восемь, точно не скажу.

— Который из них, вот этот?

— Не глупите. Этого нельзя сказать… Они все одинаковые.

— Вот-вот, наконец-то вы и сами признали, что этот утенок выглядит совершенно так же, как восемь или девять других утят на вашем птичьем дворе.

— Ну и что из этого?