Дело марсианцев

– Ох, недаром вы, сударь, в Спасских школах двенадцать лет обучались! Иоанна Дамаскина с Василием Великим наизусть знаете, а я что же – вития бездарный и безвестный.

– А все же знаете, что ямб прелестнее хорея! Насмехаться над простым человеком изволите, сударь?

– Вопрос не в стопах, и не в метрике, а в изображениях и самой речи поэта. Чистота слога, нежность и хорошие изображения, вот как господин Новиков сказывал. А потому оставим высокие штудии, дабы окунуться в прозаический быт.

– Окунаюсь, а там пусто, – лукаво заметил пьянчуга, сунув нос в коновку.

– Закажите себе токайского за мой счет, мне же маньчжурского чаю принесите, да без сахару.

Глаза Парнушина блеснули, и он с готовностью метнулся к стойке. Трактирщик уставил на поэта вопрошающий и слегка недоуменный взгляд – дескать, как может граф и великий поэт Балиор якшаться с таким никчемным болтуном.

Получив от Тихона жест подтверждения, он наполнил посуду потребными напитками.

– Что ж, я готов сейчас же взять вас в прибыльное дело, ваше сиятельство, – заговорил вполголоса, но горячо Парнушин, когда уселся на место. – На днях я собираюсь выписать из Москвы наисовременнейшую прядильную машину, на ней один человек может управляться со ста веретенами. Входите в долю, и прибыль сообразно поделим. Десяти рублей только и не хватает. Обещаю, что никому и под пыткою не скажу, что вы купеческим ремеслом занялись, так что репутация ваша не пострадает.

– Не собираюсь я ничем таким заниматься, – возмутился Тихон. – Что за нелепица, сударь!

– Простите дурака, ваше сиятельство, – дурашливо съежился Парнушин. – Благодарствуйте за мирволение. Что ж, коли не деньги, так что вас волнует? Я же не идиот, да и без глазных стекол видать, что гнетет вас незримая заноза.

– Марсианцы, – кивнул Тихон. – Что слыхать, куда ветер дознания дует?

– Улетели, как не было. Нет нынче никого, кто бы о них не толковал, тут вы далеко не первый плевы собираете. А сказать-то и нечего, как ни прискорбно – всяк уже в городе божится, что огни воздухолетные видал и чудом пленения избегнул, вот до меня только пришлецам дела не было. А я и не в обиде.

Парнушин сардонически хохотнул и жадными глотками выдул половину кружки, однако без явного удовольствия – ему бы браги попроще, а тут токайским потчуют… Но критиковать вино бывший купец и не подумал, удовольствовался чем перепало.

– Значит, сугубо пришлецами народ озабочен, башкир и прочих кошевников не подозревает, – проговорил граф Балиор с удовлетворением.

– А что, башкиры летать выучились? – остро глянул на него Парнушин.

– Комендант ничего иного не сказывал?

– Буженинов-то? Молчит аки рыба, да только не все с умыканием чисто… – Ярыга огляделся, будто заговорщик – видать, проверенные сведения показались честному пьянице недостаточным товаром за коновку дорогого вина, вот и решил восполнить пробел откровенными плевами. – Слыхали от жандарма, что дознание с ним проводил, будто бы той ночью в Собрание еще какие-то злоумышленники пробрались. Или только хотели, а их спугнул кто-то.

– Кто такие?

– Бабушка надвое сказала, ваше сиятельство… Всяк знает, что Манефу Дидимову марсианцы похитили, и говорить более нечего. Даже комендант в том нимало не сомневается! Свидетелей сыскалось не один десяток, кто воздухолет лично в небе наблюдал, и девицу в нем. И вы, сударь, не сомневайтесь. А кто там и за какой надобностью в Собрание пробирался, дела не меняет… Может, то еще с предыдущей ночи следы их остались, кому придет в голову в день машкерада туда пробираться? Мало лихоимцев ли на улицах?

– Следы, говоришь? И где их видали?

– Чего не знаю, того врать не буду, – с сожалением проговорил Парнушин и понюхал пустую кружку.

– Манефа Дидимова, значит, пока не найдена, – подытожил Тихон со смешанным чувством.

Как влюбленному в девицу, ему страстно желалось, чтобы она как можно быстрее воротилась в отчий дом и была тем самым избавлена от общества злобных татей. С другой же стороны, ее появление грозило разоблачением Акинфию и безнадежной утратою ста пятидесяти или более золотых рублей. Отдавать их в лапы злодеев, жестоко ранивших механика, было досадно.

Вся мешанина противоречивых эмоций отразилась на простодушном лице поэта, что вызвало нездоровый интерес бывшего купца:

– О том заведомо нельзя утверждать. Может, она тайно в отчий дом переправлена? Девица все-таки знатная, пересуды о таком приключении ей не к лицу… Да никак вы, сударь, подобно всем прочим юношам по барышне Дидимовой сохнете?

– То не твое дело, – отрезал Тихон.

– Оно конечно… Утешайтесь, однако, что вами последним ее прелестный лик был наблюдаем, – хмыкнул Парнушин.

– Все-то вы знаете, проныры, – в досаде заметил граф Балиор и отвернулся в сторону окну.

В этот день оно было довольно чисто – видать, супруга трактирщика вытерла копоть тряпкою, что случалось не так уж часто. Тихон в задумчивости отхлебнул чаю и стал было планировать дальнейшие поступки, отрешившись от сопения бывшего купца, скрипа колес, криков извозчиков и прочих шумов. Однако толком покумекать не вышло – глаз самым краешком уловил что-то необыкновенно знакомое.