– А как со вчерашним обследованием Дворянского Собрания? – поспешил спросить его Тихон. – Есть ли какие новые улики по делу марсианцев? А то, может, и Манефа уже объявилась и чаи распивает со счастливым отцом?
– Никаких вестей о Манефе утром не имелось, а как сейчас, не знаю, – сухо сообщил капрал. По всему видно было, что ответил он с крайней неохотою, и лишь близость поэта к расследованию в качестве свидетеля заставила его проявить любезность. Лицо у Тихона, кажется, явило столь живое участие и даже тревогу, что страж порядка смягчился и добавил: – А вчерашнее изучение места преступления дало весьма странные результаты… – Он понизил голос, будто кто-то мог из ближнего окна, навострив ухо, подслушать то, чего не следовало. – Очень возможно, что Собрание готовились ограбить башкиры или другие тати, однако переполох спугнул злодеев.
– Да неужто?
– Точно говорю. Дуб вековой помните, что подле здания растет? Так вот, ветви его так толсты и удобны для засады, что с них можно перескочить без труда на балкон. Мы нашли под этим деревом рассыпанный табак и медную пуговку. Судя по свежему духу и сухости, табак просыпался совсем недавно.
– А ежели просто под дубом кто-то стоял и нюхал табак, да и обронил зелье?
– Мне пришлось туда залезть, – с недовольством поделился Тотт, – господин комендант Буженинов сперва не хотел признавать улики, а потом распорядился. Там было все измазано грязью и пылью дорожной, и табак опять же нашелся между чешуйками коры. По дереву в тот вечер, когда в Собрании была карусель, лазило два или три человека, судя по количеству отметин и обломанных сучков. Господин полковник полагает, что это мужицкие дети шалили, но я так не думаю.
– Марсианцы! – ахнул поэт.
Это весьма забавное и нелепое предположение сдуло с лица доблестного капрала озабоченность. Он раскатисто хохотнул, звякнул саблей и отправился-таки в обход, попрощавшись с графом. Тот же, обогащенный свежими сведениями, двинулся в противоположную сторону.
Знания, впрочем, представлялись ему никчемными. Мало ли какие недоумки вскарабкались на дуб, чтобы заглянуть в окна благородного Собрания или даже забраться в него после машкерада? Какой-нибудь оголодавший мещанин позарился на остатки с дворянского стола, чтобы накормить плачущих от голода детей и самому допить винцо из бокалов… Не тем комендант занимается, ох, не тем! По окрестностям Епанчина рыскать надобно, поселян да свидетелей из мещан расспрашивать – уж кто-то да подскажет, в какую сторону воздухолет направился.
Тихон толкнул дверь парикмахерской и услыхал мелодичный перезвон колокольчика. В ноздри ему ударил приторный дух французского парфюма и мыльной воды, а в глазах зарябило от венецианских зеркал, из-за которых непонятно было, где продолжается комната, а где начинается стена. У входа над горящей фаянсовой лампой красовался диплом парижской парикмахерской школы, весьма похожий на подлинник. Цены Пьер ломил забористые, но при этом и стриг прилично, и парики ловко завивал, а уж пудрил как Бог, вот к нему и хаживали не самые бедные модники.
На звонок из-за шторы возник сам парикмахер.
– Мсье Балиор! – обрадовался он. – Это так приятно, что вы почтили меня визитом. Подровнять вам, как обычно? Быстро же у вас волосы растут! Voulez retirer la perruque et s'asseoir ici[29].
– Нет, мсье, по другому я делу, весьма печальному, – молвил поэт и уселся в кресло для ожидающих очереди господ. Ноги гудели после многотрудной погони и битвы с татем.
– Que, que avec vous arriva? Est-ce que les cheveux tombent?[30]
Шляпу и трость противника Тихон сложил на коленях, постаравшись не проявить брезгливости, и указал на них пальцем:
– Прискорбное событие случилось не со мною, а с хозяином этих вещей, Пьер.
Неприкрытая грусть озарила лицо парикмахера, и он уселся напротив гостя со сложенными на груди руками, готовый к самому худшему.
– Проклятый извозчик – наверняка ведь пьян был, скотина! – сшиб вашего клиента кобылою, да так, что тот потерял сознание и кое-какие пожитки. Я их подобрал, вещи то бишь. Они закатились под колеса и валялись там, пока пострадавшего перекладывали на те же дрожки, чтобы препроводить к врачу. А поелику никто не догадался спросить у несчастного имя и адрес, когда он очнулся, так сии предметы и очутились без хозяина. Один пожилой зевака сказал мне, что видел этого усатого господина выходящим из вашей парикмахерской, вот я и устремился сюда, дабы оставить их под присмотром.
Тихон дал себе передышку – давно ему не приходилось в течение одного часа выдумывать столько нелепиц, как сегодня. Сочинительство стихов не в счет, там без воображения ничего путного сроду не сотворить.
– Да, шляпе крепко досталось, вон какие пятна. Трость же вообще разбита с конца! Так мсье Накладов не погиб, он будет жить?
– Ах, вот как его фамилия! Несомненно, и даже вполне здравствовать. Полагаю, пострадал он больше морально, чем телесно, однако же доктору показаться было необходимо. Вы говорите, его фамилия Накладов? Знакома откуда-то, не родственник ли моих друзей? А зовут как, где служит?