«Дело» Нарбута-Колченогого

Рядом с хитрой, корыстолюбивой женой отец Георгий – полная противоположность ей: «тихий, скромный, податливый. Терпеть её прихоти пришлось ему с юности, а «войдя в лета – и совсем забрался под её башмак». Человек набожный, кроткий, он прячется от напора жены в саду, где находит умиротворение наедине с природой, которая была главной темой раннего периода творчества Нарбута-поэта. Отец Георгий размышляет о красоте Божией, «о благолепии мира», отдаётся своим мыслям: «Господи! Разве нельзя жить в мире без злобы, без напастей?.. Неужели дьявольское наваждение способно пересилить молитву?..»

«Помимо художественного творчества, Владимир Нарбут занимался ещё и журналистикой», – заметила Ирина Рудольфовна Жиленко, тщательно исследовавшая поэзию и прозу Нарбута.

Ещё более ярким, чем «Пелагея Петровна», выглядит рассказ «Свадьба», опубликованный в журнале «Север» № 14 за 1913 год. Вот как смотрятся, впиваясь своими жёсткими образами в сознание и память, своеобразные строчки из этого рассказа: «После Пасхи, когда потекло с крыш и бугров, когда невыкорчеванные пни продрались чрез ноздристый вялый снег и приютили меж потрухших – напоказ – гадючьих корней своих – свежее кружево бледно-зелёной нежгущейся крапивы…» Или вот ещё образец: «Зеленовато-красные стрекозы, приподнимая суставчатые зады, взлетали над кустами выбросивших бутоны ирисов, звенели надоедливо и – опускались опять, вздрагивая и поворачивая чрезмерно-крупные навыкат перламутровые глаза свои. Пахло испариной, перегретой влажной землёй и паутиной сбежались тени у корней яблонь и груш, убелённых цветом слаборозовым, женственным». Или такое, как: «Затыкали гуттаперчевыми мордами коровы в ядрёную воду…» И повсюду характерное уснащение русской речи украинскими словами, такими как «квач», «призьбы», «хворый» и прочие.

Осип Эмильевич Мандельштам. Поэт

В эти же годы Нарбутом был написан ряд рецензий – в том числе на Сергея Есенина, Николая Клюева, Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву. Однако, несмотря на наличие художественного вкуса (что проявится в его издательской деятельности), дарования в себе критика он, в отличие от многих поэтов-современников, не проявил. Так что, можно сказать, что более чем кто-либо из его сверстников, Нарбут проявил себя поэтом, наиболее последовательно пришедшим от литературных деклараций к изображению человеческого бытия с его мрачными, но и радостными сторонами.

В 1913 году он активно сотрудничал с литературно-политическим ежемесячником «Вестник Европы», где печатал не только свои стихи, но и рецензии. Так, в апрельском и августовском номерах этого года вышли рецензии на творчество Городецкого, Цветаевой и Шагинян. В указанных рецензиях автор воздерживался от радикальных комментариев, подходил к оценке комплексно и основательно. «Наряду с прекрасными стихотворениями, – встречаешь ‹…› захлёстнутые мутью символизма пьесы», – пишет он о книге Сергея Городецкого.

Среди опубликованных им нескольких рецензий на стихи уже известных в то время поэтов одна из них была на две книги: одна из них – сборник Марины Цветаевой «Из двух книг», а вторая – на книгу Мариэтты Шагинян «Orientalia» (обе изданы в Москве в 1913 году). Владимир писал:

«Из всех русских поэтесс, когда-либо выступавших на литературном поприще, – писал в своей статье Владимир Нарбут, – пожалуй, лишь одна Каролина Павлова оправдала долгий и основательный успех, который неизменно сопровождал её. Её изысканный стих, действительно, – и упруг, и образен, и – главное – самобытен. Ни пятнадцатилетняя, унесённая ранней смертью О. Кульман, ни Ю. Жадовская, ни Мирра Лохвицкая, ни, наконец, З. Гиппиус, несмотря на утончённую архитектонику, – не дали большего в выявлении женского миросозерцания, чем дала К. Павлова. Последняя в “женской поэзии” по-прежнему занимает доминирующее и одинокое положение. Но верится, что придёт поэтесса, которая, не стесняясь, расскажет о себе, о женщине, всю правду, – расскажет так же просто и понятно, как раскрыл психологию мужчин Пушкин.

Укреплению этой веры в грядущую великую поэтессу способствуют, между прочим, сборники М. Цветаевой и М. Шагинян. И если первая колеблется ещё: идти ли ей по проторенной дорожке вслед за поэтами-корифеями, то вторая – дерзает весьма заметно. Однако причиной смелости, выказанной М. Шагинян, не приходится считать её “расовую осознанность”, как говорится в предисловии; что же касается молодости, то в ней не чувствуется недостатка и у М. Цветаевой. Напротив, нам кажется, что поэзия М. Цветаевой должна была бы определиться в более яркой форме, потому что первые две книги (особенно “Вечерний альбом”) названного автора намекали на это.