Читаем «Дело» Нарбута-Колченогого полностью

Для написания подобного признания нужно было иметь очень веские причины для того, чтобы возненавидеть власть большевиков и возлюбить власть господ, помещиков и генералов, и такие основания у Нарбута действительно были, по крайней мере – теоретически, поскольку он относился к старинному княжескому роду, владевшему имениями, садами и полями. Но брошенный за окно Ростова взгляд не может не задуть эту тлеющую в сердце тягу к возрождению власти элиты, поскольку, как писал беспристрастный исследователь истории Александр Локерман, после освобождения города от Красной армии в 1918-1919 годах «на улицах города появилась масса белогвардейцев в вызывающе яркой, опереточной форме, принявшихся с невиданной яростью зверски расправляться с заподозренными в большевизме. Кроме белогвардейцев в расправах участвовали и казачьи отряды, сформированные из людей, лично пострадавших от рук большевиков… И теперь они свирепствовали не с меньшей дикостью, чем большевики. Людей схватывали и расстреливали, некоторых предварительно жестоко пороли. Каждый день за городом, преимущественно в районе Балабановских рощ, находили трупы расстрелянных. Как и в дни большевизма, среди расстрелянных было много случайных, ни в чём не повинных лиц. Захваченных рабочих огульно зачисляли в красногвардейцы, выстраивали в ряд и скашивали пулемётным огнём», – свидетельствовал он в своих записях. Очевидец со стороны большевиков комиссар народного образования Донецко-Криворожской советской республики Михаил Петрович Жаков тоже подтверждает эти жестокие факты: «В Балабановской роще оказалось ещё 52 расстрелянных белыми».

Во время нахождения белой армии в Ростове-на-Дону епископ Арсений (Смоленец) просил убрать с центральных улиц города трупы повешенных на столбах большевиков, мотивируя это скорым празднованием Рождества Христова. Для этого он лично звонил коменданту города по телефону. По некоторым данным в качестве виселиц использовались столбы на Большой Садовой, густо увешанные рабочими».

Если учесть, что на фоне проводимого белогвардейцами в городе массового террора Владимир Нарбут был приговорён ими тогда к расстрелу, то нет ничего странного в том, что для своего спасения он вынужден был написать множество максимально искренних признаний (по крайней мере – похожих на искренние) в своей ненависти к большевикам и объяснить своё сотрудничество с советской властью только полным безденежьем, страхом и отчаянием, а главное – подписать отказ от большевистской деятельности…

К счастью, 8 января 1920 года под натиском конницы красного командарма Будённого Добровольческая армия оставила Ростов-на-Дону, и Владимир Иванович Нарбут был выпущен из тюрьмы, после чего он возобновил свою издательскую деятельность в ряде городов Украины. Но первым делом он сразу же после своего выхода на свободу официально встал на партийный учёт в ростовском отделении РКП(б). А уже после этого вернулся к своим стихам, статьям, журналам и другой литературно-издательской и организационной работе.


Белый террор в Ростове


(Почему-то все, кто пишет об освобождении Владимира Нарбута из лап белогвардейской контрразведки, говорят, что его выпустили на свободу взявшие город с бою конники Думенко, тогда как на самом деле Ростов-на-Дону вместе со всеми пленными освободила от белых 1-я конная армия Семёна Будённого, а конно-сводный корпус Бориса Думенко – взял столицу казачьего Дона Новочеркасск.)


Стремясь перешагнуть через свою израненную память о расстреле в Хохловке и трёхмесячных допросах в Ростове, Владимир усиленно вживается в наступившие в 1920 году мирные дни и активно занимается организацией литературного процесса в послереволюционной Новороссии, охватывая его живительными токами обширнейшую территорию, куда входят Полтава, Севастополь, Николаев, Тирасполь и Херсон. В Полтаве он издаёт сборник «Стихи о войне», а также участвует в издании альманаха «Радуга» и местных «Известий». Проведя ещё короткое время в Николаеве, где он также участвовал в местной печати, Нарбут оказывается в городе Одессе, где проводит год – от весны до весны.

Одесса в то время стала центром новой культурно-просветительской деятельности, и Нарбут начинает выпуск литературных журналов «Лава» и «Облава», возглавляет агентство «Юг-Роста», произведя в нём реформу, и объединяет под своим началом талантливую молодёжь, которая позже, с подачи Виктора Шкловского, получит имя «южно-русской школы». Этими молодыми литераторами были Багрицкий, Бабель, Славин, Кольцов, Шишов, Кесельман, Валентин Катаев (который в 1920 году отсидел полгода в подвале одесского ЧК за то, что в 1918 году он вступил в вооружённые силы гетмана Скоропадского, а после падения гетмана – в добровольческую армию Деникина) и его брат – Евгений (отсидевший такие же полгода просто за подозрительность), а также Илья Ильф, Юрий Олеша, художник Ефимов и некоторые другие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное