«Дело» Нарбута-Колченогого

Явью эта угроза стала, когда протоколы заседаний Центральной контрольной комиссии ЦК ВКП(б), хранящиеся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), скрупулёзно передают перипетии безжалостного столкновения двух непримиримых конкурентов на советском литературно-издательском Олимпе тех лет. Один из них – это он, Владимир Иванович Нарбут, член ВКП(б) с 1917 года, писательский билет 1055, из дворян, заведующий книжно-журнальным отделом печати ЦК ВКП(б), председатель правления издательства «ЗиФ». А второй – Александр Константинович Воронский, член ВКП(б) с 1904 года, руководитель издательства «Круг», редактор журналов «Прожектор», «Красная Новь» и «Перевал», а также председатель одноимённого объединения литературно-художественной группы «Перевал», с которым у Нарбута началась какая-то необъяснимая и отчаянная распря.

В результате этого разгоревшегося конфликта в 1927 году Нарбут обращается в ЦКК ВКП(б) с требованием «оградить его от распространяемых т. Воронским порочащих его сведений о прежней его литературной деятельности (он сотрудничал в «Новом времени» и в бульварных изданиях, печатал порнографические произведения, что вообще является некоммунистическим элементом)».

Но Нарбут просчитался. ЦК, всё тщательно взвесив, решил, что его вина больше, нежели Воронского, и исключил своего работника из партии с формулировкой «за сокрытие ряда обстоятельств, связанных с его пребыванием на юге во время белогвардейской оккупации».

Но в этом споре не было победителей. Погибнут оба.

Узнав, что Владимир Иванович подал в ЦКК ВКП(б) бумагу с просьбой оградить его от нападок Воронского, в начале 1928 года Александр Константинович привлёк к партлитдискуссии обнаруженные им компрометирующие Нарбута документы о его неблаговидном поведении в деникинских застенках Ростова. Тем самым судьба Нарбута была решена – в том же году он был исключён из партии и лишён всех постов. (А по сути – этим ему был вынесен смертный приговор, но только с отсрочкой исполнения.)

Таким образом, ходатайство самого Нарбута, поначалу частично удовлетворённое, впоследствии обернулось тем, что 21 сентября 1928 года его исключили из рядов ВКП(б) и с клеймом предателя прикрепили к Нарбуту ярлык «порнографического» поэта. С этого времени его стихи воспринимаются исключительно сквозь призму «перегруженности физиологизмом», «болезненно-сексуальной окрашенности», «грубого натурализма», «откровенности, доходящей до цинизма», и тому подобного.

Дочь Александра Константиновича Воронского, бывшая колымская заключённая Галина Александровна Воронская, осенью 1991 года рассказывала исследователю лагерей Колымы Александру Михайловичу Бирюкову о том, что её отец никогда не верил в «революционность» Нарбута, печатавшего, по словам Аександра Константиновича, ещё в суворинском «Новом времени» монархические стихи, и представил документы, свидетельствовавшие о его неискренности. Вопрос якобы рассматривался на Политбюро. Сталин, кстати весьма неплохо знавший Воронского, выступил в защиту Нарбута. Потом против него появились и другие компрометирующие документы…

Примерно то же писал в своём автобиографическом очерке «В Овражьем переулке и на Тверском бульваре» поэт Семён Израилевич Липкин: «Когда Нарбут приехал в Германию (догитлеровскую) с целью закупки типографских станков, в эмигрантской газете была напечатана неприятная статейка. В ней утверждалось, что Нарбут, арестованный контрразведкой, выдал ей имена большевиков-подпольщиков, и что руку он потерял, не сражаясь с белыми, так как это легенда, а защищая своё имение от озверевших крестьян.

Видимо, Нарбут либо пренебрёг этой статейкой как вздорной или же она ему не попалась на глаза. А когда он вернулся в Москву, его тут же вызвали в ЦКК и исключили из партии. Как сообщала одна столичная газета, поскольку он не причинил вреда подпольщикам – их не успели расстрелять, потому что в город неожиданно для добровольческого командования победоносно вступила Красная Армия, – против исключённого из партии Нарбута решено было не возбуждать уголовного дела.

Я предполагаю, что завистники – партийные друзья Нарбута – выдумали эту грязную историю и подкинули её русской зарубежной газете, чтобы избавиться от него как от видного функционера. Во всяком случае, навет как бы предвещал арест Нарбута в 1937 году…»