— Господин Мейсон, у меня проблемы, и я борюсь, как могу. Я долго обдумывала положение, собственно, с двенадцати часов ночи, и я пришла к выводу, что что-то необходимо сделать.
Она осторожно потрогала синяк под глазом.
— Почему же вы не пришли раньше? — с интересом спросил Мейсон.
— У меня не было одежды.
Мейсон в удивлении поднял брови.
Ее нервный смех был просто манерностью, а не показателем веселья.
— Если вы выслушаете меня, — сказала она, — я хотела бы начать с начала и рассказать все полностью.
— Насколько я понимаю, — сказал Мейсон, причем в его голосе проявилось лишь столько интереса, сколько этого требовала вежливость, — ваш муж забрал вашу одежду, а между вами произошла обычная семейная ссора. Он оказался неправ, обвинив вас в неверности, и…
— Нет, господин Мейсон. Это совсем даже не так. Я разведена. Я живу одна уже более трех лет.
— Вы выступаете на радио? — спросил Мейсон.
— Да, а как вы узнали?
— Ваш голос.
— А, понимаю.
— У кого же ваша одежда?
— У Джелвика, на которого я работала.
— Да? Вам не кажется это несколько странным?
— Все это дело очень странное.
— В таком случае, — сказал Мейсон, бросив взгляд в сторону Деллы Стрит, с тем чтобы проверить, готова ли она стенографировать, — я хотел бы выслушать всю историю с начала. Расскажите сначала о себе.
— Я никогда не знала своего отца. Моя мать умерла, когда мне было двенадцать лет. Я пришла к мнению, что сирота без денег может добиться чего-либо в этом мире, лишь приняв решение работать над собственным самосовершенствованием. Я сделала все возможное в этом плане.
У меня было лишь начальное образование, но я занималась самообразованием, используя для этого любые возможности: вечернюю школу, заочные курсы. Выходные дни я проводила в публичной библиотеке. Я научилась стенографировать, печатать, стала секретаршей, а затем дикторшей на радио. Потом у меня не сложились отношения с директором, и, в общем-то, я вскоре должна была покинуть работу.
Затем пришло письмо от одного из слушателей. Человеку по имени Джейсон Барстлер понравился мой голос, и он интересовался, не соглашусь ли я работать на него, причем оплата была очень хорошей, а работа — очень легкой.
— Чем вы занимались? — спросил Мейсон.
Она скорчила гримасу и сказала:
— Мы получаем множество подобных писем. Они написаны по-разному, но всегда в них заложена одна и та же идея. Я никогда не обращала на них внимания.
— И что же произошло?
— Затем я получила еще одно письмо. Позже господин Барстлер позвонил мне по телефону на радиостудию. У него был очень приятный голос. Он сказал, что у него плохо со зрением, что он всегда очень любил читать, и ему нужен кто-то, кто мог бы работать чтецом. Он сказал также, что он слушал мои выступления по радио, ему понравился мой голос, и он считает меня милой женщиной. В общем, если говорить короче, я начала работать на него. Оказалось, что он очень приятный, изысканный джентльмен.
— Чем он занимается? — спросил Мейсон.
— Горнодобывающая промышленность, шахты. Ему около пятидесяти пяти — пятидесяти шести лет. Он человек, которому в жизни нравятся хорошие вещи, но, в общем, все в меру. В целом он… несомненно, интересный человек.
Мейсон лишь утвердительно кивнул головой.
— Он считает, что величайшей проблемой Америки является то, что мы все слишком легковерны. Он говорит, что нашей национальной чертой является то, что мы верим во все, что нам подают на блюдечке, а затем, когда позолота стирается, мы виним всех, конечно, кроме себя самих. То, что он читает, круг его интересов является самым специфичным из всего, что я видела в жизни.
— И что же это? — с интересом спросил Мейсон.
— Он тщательно отбирает статьи очень хороших авторов в наилучших журналах, и я их ему читаю.
— И что же особенного в этом? — спросил Мейсон.
— Он выбирает статьи, которые были опубликованы от четырех до двух лет тому назад.
— Не понимаю…
— И не поймете, если не прочтете эти статьи. Например, до войны появлялись статьи о том, как мы можем разбить военно-морской флот Японии в любой четверг утром до завтрака. Затем, когда был введен сухой закон, появились статьи о том, что что бы ни произошло, невозможно будет ни под каким видом провести поправку об отмене сухого закона, статьи по экономике и финансовому положению, статьи, в которых люди говорили о том, что национальный долг в тридцать миллионов долларов приведет страну на грань банкротства, а долг в 50 млн вызовет национальный хаос. Все они были прекрасно написаны, хорошим языком, основывались на выверенных логических посылках, которые казались неопровержимыми. Они были написаны лучшими писателями страны.
Во взгляде Мейсона загорелся интерес. Он посмотрел на Деллу Стрит, а затем вновь на Дайану Риджис:
— В чем же смысл? Зачем человеку терять свое время на чтение устаревших статей? В конце концов, человек, который пишет статьи, не является пророком. Он просто излагает факты и делает их логическое обобщение, интерпретирует их.
Дайана Риджис нервно засмеялась: