Дело незадачливого жениха. Дело сердитой плакальшицы. Дело блондинки с подбитым глазом

— Боюсь, я нечетко выразилась, но именно таким образом господин Барстлер сохраняет, как он сам говорит, правильную ориентацию своего ума. Он говорит, что единственный способ, позволяющий не проглатывать ту информацию, которую вам дают каждый день, информацию, обернутую в нечто похожее на безупречную логику, — это читать те ошибочные статьи, которые появились вчера и которые также были основаны на вроде бы безупречной логике.

— Да, — с улыбкой согласился Мейсон, — в этом что-то есть, если, конечно, человек может позволить себе тратить столько времени на развитие собственного скептицизма.

— Он может, — сказала она. — Он считает, что мы как народ являемся маленькими детьми с жадными глазами. Приходит человек и говорит: «Вам нравится это утопическое условие? Ну что ж, единственный способ добиться этого — надо сделать так-то и так-то». И ни у кого не возникает даже вопроса, люди просто начинают плясать под его дудку.

На лице Мейсона отразился возрастающий интерес:

— Мне кажется, следовало бы поговорить с этим человеком. Я имею в виду — с Барстлером, — сказал он. — Ну что ж, давайте сейчас поговорим о том, в чем заключается ваша проблема.

— Она начинается с Карла Фредча и…

— Подождите минутку, — прервал Мейсон. — Давайте все по порядку: кто такой Карл Фредч?

— Сын госпожи Барстлер от первого брака. Испорченный ребенок, но это трудно понять, пока не удастся заглянуть ему в душу. Он считает себя великим актером. Он помешан на этом. У него были очень хорошие условия для развития, в результате чего у него прекрасный внешний лоск, который сначала, при знакомстве с ним, не позволяет узнать его нутро. На деле же он испорченный, мерзкий, эгоистичный, жестокий дьявол.

— А госпожа Барстлер? — спросил Мейсон.

— Сука! — коротко и без всякого выражения сказала Дайана Риджис.

Мейсон засмеялся.

— Да, я знаю. Я обижена, — сказала Дайана, — но если задуматься, что они со мной сделали…

— Давайте разберемся во всех лицах. Кто еще проживает в доме?

— Фрэнк Гленмор, Карл Фредч, господин и госпожа Барстлер и экономка, пожилая служанка, которая работает у них уже многие годы. Они эксплуатируют ее до смерти. Она глуха и…

— Кто такой Гленмор?

— Насколько я понимаю, он занимается управлением шахтами и получает деньги в зависимости от количества руды, добываемой и отправляемой на переработку. Поскольку у господина Барстлера возникли проблемы со зрением, господин Гленмор в некотором смысле помогает ему в различных вопросах. Насколько я знаю, он получает до пятидесяти процентов с некоторых шахт. Он принадлежит к тому типу людей, которых все любят, очень справедлив, всегда с интересом выслушивает точку зрения другого. Мне он нравится.

— Сколько ему лет?

— Тридцать восемь.

— Вы жили в доме или же вы приходили каждый день на работу?

— Я была вынуждена жить в доме, поскольку господин Барстлер хотел, чтобы я читала ему перед тем, как он шел спать. Конечно, я сохраняла за собой свою городскую квартиру. Мы живем вместе с другой девушкой, живем очень дружно. Я не хотела отказываться от этой квартиры, по крайней мере, до тех пор, пока у меня не появится уверенность в том, что моя нынешняя работа постоянна.

— Где находится ваша квартира?

— Жилой дом на Палм Виста.

— Ну что ж, расскажите о Карле Фредче и о синяке.

— Как бы это сказать: Карл пытался ухаживать за мной каждый раз, когда у меня был свободный вечер, предлагая сходить в кино или куда-нибудь в другое место. И я всегда отказывала ему, ссылаясь то на легкую головную боль, то на то, что мне надо было идти к маникюрше или написать письма. Я всегда это делала уважительно, но подчеркивая определенную дистанцию.

— И что же случилось прошлым вечером, что изменило ваши отношения?

— Видите ли, мне показалось, что его мать становится, несомненно, раздражительной. Она считала, что я заносчива или что-то в этом роде. В общем, в конце концов, я ведь тоже чувствовала себя достаточно одинокой, и мне показалось, что не будет ничего плохого, если я пойду с ним поужинать или в кино. Так что я согласилась.

— И что же произошло?

— Как только этот мальчик вышел из стен дома, — сказала она, — он стал совершенно иным. Сначала меня это смешило. Вполне очевидно, что он играл какую-то роль, которую он сам себе придумал. Роль светского человека.

Мы пошли в кафе, и Карл заказал марочного вина, пренебрежительно разговаривал с официантом, заставил его принести все ингредиенты и сам готовил себе салат за столом и все это делал с таким видом…

— Сколько ему лет, вы сказали? — спросил Мейсон.

— Около двадцати двух.

— Отношение к воинской службе?

— Освобожден, и никто не знает, почему. Мне кажется, здесь вопросы неуместны. Я думаю, обследование проводил очень дружелюбно настроенный врач и в увеличительное стекло, вероятно, нашел какой-то небольшой умственный дефект, который позволил освободить его от воинской службы.

— И что же после ужина? — спросил Мейсон.

— Обычные вещи, но необычным образом.

— Что случилось?

— Я попыталась мягко поставить его на место, но вдруг с него слетела маска, и я увидела его таким, каким он является на самом деле.

— И что вы сделали?