Дело о дневнике загорающей

— Когда вы называете имя Перри Мейсона, вы имеете в виду свидетеля, сидящего в настоящий момент слева от вас?

— Да.

— Пожалуйста, подойдите и положите руку ему на плечо.

Фразер приблизился к Мейсону и положил руку на плечо адвоката.

— Это все, — заявил Гамильтон Бергер.

Окружной прокурор встал, повернулся лицом к Большому Жюри, затем бросил взгляд на Мейсона и внезапно объявил:

— Вы нам больше не нужны, мистер Мейсон. Можете идти.

— Спасибо, — поблагодарил адвокат. — Но если вы хотите быть абсолютно честны, вы можете обратить внимание Большого Жюри на тот факт, что я спрашивал обоих этих свидетелей, смогут ли они идентифицировать того мужчину. Мунди заявил мне, что не думает, что сможет. Фразер сказал: может быть, если бы снова увидел. Но в тот момент Фразер смотрел прямо на меня.

— От вас не требуется выступать с прениями. Члены Большого Жюри сами придут к выводам, в особенности в отношении того, почему вы с таким рвением бросились разыскивать этих свидетелей в то время, когда они уж никак не могли предположить, что вы совершите подобное. Вы попытались поймать их в ловушку, заставив сделать заявление, что они не в состоянии с полной уверенностью опознать того человека.

— Пусть вас не волнуют мои мотивы, — ответил Мейсон. — Сконцентрируйтесь на своих. Я просто хочу указать на определенные доказательства. Я не имею права проводить сейчас перекрестный допрос этих свидетелей, но если Большое Жюри примет какое-то решение, тогда у меня будет право на перекрестный допрос, и делать я это буду публично. Не забывайте об этом.

— Хватит прений, — заорал Гамильтон Бергер. — Вы свободны, мистер Мейсон! Уходите!

— Спасибо, — подчеркнуто вежливо сказал адвокат и вышел из зала.

Мейсона окружило несколько репортеров.

— Что происходит? Вы в самом деле замешаны в убийстве Балларда? — вопросы сыпались со всех сторон.

— Мне кажется, что свидетель, дававший показания перед Большим Жюри не имеет права обсуждать свои показания.

— Вы — свидетель?

— Да.

— Тогда почему вы оставались там, когда вызывали двух других свидетелей? Их приглашали, чтобы опознать вас?

— Вам придется задать эти вопросы окружному прокурору или кому-нибудь из членов Большого Жюри, — дружелюбно улыбнулся Мейсон. — Никаких комментариев.

— Предположим, вас опознали.

— Предположим, опознали.

— Бергер пытается заставить Большое Жюри обвинить вас в чем-либо?

— Боюсь, что я не в состоянии читать мысли окружного прокурора, — ответил Мейсон. — А теперь, господа, если вы меня извините…

— Нет, просто так мы вас не отпустим. Отвечайте. Раскройте карты. Вы были вчера вечером в доме Балларда?

— Был.

— Когда его убивали?

— Нет. Он оставался жив, когда я уходил.

— В какое время вы ушли?

— Я не смотрел на часы.

— Это правда, что вы последним видели Джордана Балларда живым?

— Убийца видел его живым, — ответил Мейсон.

— Это правда, что Большое Жюри обвинит вас в лжесвидетельстве?

Мейсон улыбнулся.

— Если вы заглянете в свод законов, то узнаете, что предсказания будущего регламентируются различными постановлениями, действующими в рамках закона.

— Что произошло в зале заседаний Большого Жюри?

— Никаких комментариев. Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он, несомненно, с радостью предоставит вам эту информацию.

Мейсон вышел из Дворца Правосудия, поймал такси и вернулся в офис.

— Ну, что там было? — спросила Делла Стрит.

— Гамильтон Бергер готовится выставить мне обвинение в лжесвидетельстве, — ответил Мейсон.

— Ты отказался отвечать на его вопросы?

— К счастью, окружной прокурор так формулировал их, что передо мной не вставала необходимость отказываться отвечать. Он хотел знать, опускал ли я и поднимал жалюзи в доме Балларда с целью подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил, что нет. Тогда он спросил, подавал ли я кому-либо сигнал, опуская и поднимая жалюзи. И опять у меня появилась возможность ответить отрицательно. Я боялся, что если позволю продолжать допрос, то внезапно он может задать правильный вопрос: просто появлялся ли я у окна и опускал ли я и поднимал жалюзи, так что пришлось специально его разозлить. А наш друг Гамильтон Бергер не может здраво мыслить в гневе.

— То есть ты имеешь в виду, что он ни разу не задал тебе ни одного вопроса, кроме как в связи с подачей сигнала?

— Вот именно, — улыбнулся Мейсон.

— Замечательно! Что теперь будем делать?

— Узнаем у Дрейка, выяснил ли он что-нибудь насчет посыльного.

— Ничего. Он связался со всеми подобными службами в городе.

— Тогда нам остается только одно, — сказал адвокат. — Обратиться в компании, предоставляющие театральные костюмы. Кто-то брал в аренду форму посыльного.

— Пол уже занимается этим, — ответила Делла Стрит. — Эта идея пришла ему в голову, как только он узнал, что тот мальчик не работает ни в одной из интересующих нас служб. Он… А вот и сам Пол.

Послышался кодовый стук Дрейка в дверь: один громкий, четыре тихих и вновь два громких удара в дверь кабинета Мейсона.

Делла Стрит впустила детектива.

— Хочешь дать мне по башке? — спросил он Мейсона.

— Почему?

— Этот посыльный. Я — идиот и простофиля.

— Продолжай. Расскажи, что ты выяснил?