Дело о повседневности

В 2006-м году полиция Северной Ирландии задержала активиста Ассоциации обороны Ольстера (UDA), боевой организации североирландских оранжистов Майкла Стоуна за попытку покушения на одного из лидеров Шинн Фейн Джерри Адамса. Стоун проник в здание парламента в Стормонте, вооруженный баллончиком с краской и игрушечным пистолетом «Беретта». Его немедленно обезоружили. На суде Стоун заявил, что его действия — «акт перформативного искусства, имитирующий террористическую атаку». Эта интерпретация имела право на существование: несколько последних лет Стоун зарабатывал на жизнь как художник. Его друзья по оранжистскому подполью фреймировали действия Стоуна как «акт политической борьбы». У этой интерпретации также нашлись свои основания: Стоун был одним из наиболее радикальных членов организации и даже вышел ранее из состава более массового объединения — Ольстерских волонтерских сил (UVF) — из-за «мягкотелости» его руководства. Ирландские СМИ настаивали на максимально жестоком наказании: несколькими годами ранее Майкл Стоун уже был обвинен судом в террористической атаке и отбыл часть своего заключения за убийство одного члена Ирландской республиканской армии на похоронах другого ее члена.

Конфликт интерпретаций — это конфликт фреймов. Однако фреймы — не только когнитивные решетки, но и событийные порядки, структурные характеристики самих событий и онтологические условия их возможности. Дело в том, что в Великобритании годом ранее был принят закон под названием «Акт о сокращении числа насильственных преступлений» (Violent Crime Reduction Act)[118]. Этот закон, в частности, нацелен против импорта, изготовления и использования реалистичного игрушечного оружия. Нереалистичным признано игрушечное оружие, которое:

а) изготовлено из прозрачного материала или выкрашено в ярко красный, ярко оранжевый, ярко желтый, ярко зеленый, ярко розовый, ярко фиолетовый или ярко голубой цвет; или б) менее 38 мм в ширину и 70 мм в длину; или в) имитирует оружие образца 1870 года и ранее. Аналогичный закон действует в США, однако там противозаконны имитации оружия, выпущенного после 1898 г.[119]

Майклу Стоуну было предъявлено обвинение в использовании реалистичного игрушечного оружия — его «Беретта» была черной.

Этот сюжет возвращает нас к болезненному вопросу об объекте фреймирования. Выше мы безответственно говорили о «событиях», «действиях» и «вещах» как о чем-то рядоположном. Но если действия (в данной логике) — суть события особого рода, то вещи — нет. Каково место материальных объектов в архитектуре событийности? А. Ф. Филиппов пишет об «элементах логической конструкции события», однако нам этот путь уже заказан — он вернет нас к тирании Наблюдателя в теории социальных событий и к «шюцевской поправке» в концепции множественных миров (замкнутые области смысла суть характеристики восприятия, а не самого мира). Мы уже сделали шаг вслед за Гофманом — фреймы являются событийными порядками. А значит, о материальных объектах следует говорить либо как об онтологических элементах конструкции событий, либо как о механизмах связи событий. Можно радикализовать этот тезис и пойти не от событий и фреймов, а от «самих вещей» — как материальные объекты конституируют, «сцепляют», поддерживают и преобразуют события социального взаимодействия?

Такой ход выведет нас из социологии повседневности в область социологии материальности.

Третий сюжет касается вопроса об интервенциях и устойчивости событийных порядков. До какого момента мы еще можем говорить, что «это фрейм Х», а когда это уже иной событийный порядок? Как происходит трансформация системы фреймов? Какие событийные связи должны устоять, чтобы «фрейм Х» оставался «фреймом Х»?

Этот вопрос в социальной топологии называется вопросом о гомеоморфизме и предполагает исследование «топологической устойчивости» разных событийных конструкций. Но обращение к топологической метафоре предполагает, что к двум уже озвученным интуициям событийного порядка — порядок-как-связь и порядок-как-множество — добавляется третья: порядок-как-форма, более или менее «эластичная».

Данное теоретическое решение (наименее проработанное) уведет нас из социологии повседневности в область социальной топологии (и ее более респектабельной предшественницы — формальной социологии).

Наконец, последний сюжет связан с запретным для современной социологии вопросом. Двинувшись вслед за Шюцем, социологическая теория действия совершила радикальный отказ от исходных джеймсовских предпосылок. Контекст действия (тот мир, в котором оно совершается) важнее, чем какие бы то ни было «субстанциальные характеристики» действующего. Собственно, этот отказ (легко дающийся социологам со времен Макса Вебера, с подачи которого социолог должен «стремиться понять действие, а не действующего») и стал предпосылкой экспорта «джеймсовской проблемы» — и связанной с ней онтологии множественных миров — из психологической теории в социологическую.