Дело о вещих снах

– Пока никакого, – ответил он. – Я предпочитаю делать выводы после того, как узнаю достаточно. А сейчас мне известно не так уж много. Убытки, понесенные вашей фирмой. Одновременно – почти одновременно – ваш муж видит вещий сон. Предупреждающий его об опасности, исходящей от некоего человека. Он называет вам его имя. И что дальше? Почему он ничего не предпринял? Говорил о нем как о смертельном враге – но не предпринимал никаких действий? – Ницан помолчал, глядя на хмурившуюся все больше госпожу Барроэс. – Или, все-таки, что-то предпринял? Может быть, он что-то сделал? Чтобы защититься от господина Ошеа?

– Ну, однажды он сказал… – начала было вдова. И вновь замолчала.

– Что именно он сказал? – осторожно спросил Ницан после паузы.

– Сказал, что уже недолго этому негодяю осквернять своим присутствием мир живых, – ответила вдова неохотно.

– Под негодяем он подразумевал Ошеа Бен-Апсу? – снова уточнил Ницан. – Он что же – назвал именно это имя?

– Разумеется! – воскликнула вдова раздраженно. – Сколько можно спрашивать об одном и том же?

– Как и когда это произошло? – спросил Ницан, не обращая внимания на ее раздражение. – Как и когда он это сказал? Да, вы мне говорили. Но, прошу вас, повторите еще раз. В деталях. И, пожалуйста, дословно – что именно он сказал.

– Это было за месяц до его кончины. За завтраком. Он просматривал почту. И вдруг отшвырнул одно письмо, вскочил со своего места, забегал по залу. Потом остановился рядом со мной и воскликнул: «Снова этот Ошеа Бен-Апсу! Видят боги, что я не хотел этого! Но теперь – придется. Недолго уже этому негодяю осквернять мир живых, попомни мои слова!» – все это вдова произнесла так, словно зачитывала какую-то историю по бумажке. Смотрела она при этом прямо перед собой. Только договорив, она перевела взгляд на сыщика. В ее глазах появилась легкая насмешка: видимо, ее веселил озадаченный вид Ницана.

– Письмо… – пробормотал Ницан. – Вы не говорили ни о каких письмах.

– Разве? – вдова удивленно подняла брови. – Может быть. Я не придала этому значения.

– Вы сохранили деловую переписку вашего мужа? – спросил Ницан.

Вдова пожала плечами.

– К сожалению, его переписка была уничтожена согласно его посмертной воле. Но даже если бы она сохранилась, вряд ли интересующее вас письмо тоже осталось бы в ней. Он немедленно порвал его на мелкие кусочки, а затем – сжег.

– И вы не знаете, от кого это письмо пришло? – разочарованно спросил Ницан.

– Знаю, – неожиданно ответила вдова. – Письмо он сжег, а вот часть конверта – уцелела. И я прочла там имя отправителя.

– Вы его запомнили? – с надеждой спросил Ницан.

– Да. Письмо отправил Наби-Цадак.

Перед мысленным взором Ницана тотчас встал роскошный особняк на улице Шамшиат, украшенный изображением грозного божества с двумя мечами – Высшего Судьи праведного.

– Он вам знаком? – осторожно поинтересовался Ницан.

– Лично – нет, – вдова качнула головой. – Знаю, что так звали друга детства Шу-Суэна.

– Друг детства, – повторил Ницан. – Интересно. И, по всей видимости, тоже оставивший в юности родимый дом и переселившийся в столицу?

– Этого я не знаю, – ответила вдова. – То есть, я не знаю, куда именно переселился. Но я знаю, что у Шу-Суэна было два друга детства. И что они, так же, как и он, уехали из родной деревни. Но, мне кажется, что Наби-Цадак не живет в Тель-Рефаиме.

– Почему вы так думаете?

– Мне кажется, друг детства посетил бы погребальную церемонию Шу-Суэна, если бы жил здесь. Ведь о смерти моего мужа сообщили все газеты.

– Да-да, конечно, – раздумчиво произнес Ницан. – В этом вы, безусловно, правы. Друг непременно бы посетил церемонию… А что насчет второго?

– О втором я знаю чуть больше, – ответила госпожа Нурит Барроэс. – Его звали Сулам-Кадош. Вот этот точно не прижился в Тель-Рефаиме. Он уехал в Грецию. Оттуда изредка писал мужу. И несколько раз к праздникам присылал посылки. С тамошними лакомствами и поделками деревенских мастеров.

– Чертовски интересно… – пробормотал Ницан. – Деревенские друзья… Деревенский культ… Так откуда, говорите, был родом ваш супруг? – вновь обратился он к госпоже Нурит Барроэс, уже некоторое время смотревшей на него с недоумением. – Он вам что-нибудь рассказывал о прежней своей жизни? Откуда он родом? Чем он занимался до приезда в столицу?

– Его родина называется Кетар-Дин, – ответила вдова. – Деревня Кетар-Дин. Или Кефар-Дин. Я вам уже рассказывала. Мы познакомились, когда он уже десять лет жил в Тель-Рефаиме. И меня нисколько не интересовала его прежняя жизнь.

– То есть, вы даже не знаете, где эта деревня находится?

– Где-то на полпути между Ниппуром и Тель-Рефаимом, – вдова пожала плечами. – Он мне говорил – даже не помню, с чего вдруг… Но я, очевидно, не очень внимательно слушала. Еще раз повторяю, меня это мало интересовало – как и вся жизнь Шу-Суэна до встречи со мной.

– Да-а… – задумчиво протянул Ницан. – А вот меня она, похоже, заинтересовала. Кетар-Дин, – повторил он. – Кетар-Дин.

– Или Кефар-Дин, – добавила вдова.