Со стороны могло показаться, будто маги расслабились. Словно и не происходило ничего особенного, тем более опасного. Если бы некто из гостей дома забрел в этот коридор по случайности, точно не понял бы, что к чему. Однако при первом же намеке на опасность беспечность слетела бы с полицейских туманном при поднявшемся ветре. А пока… пока можно было и шутить, травить байки и анекдоты, вспоминать забавные истории.
Боевые маги по праву считались самыми добродушными и уравновешенными людьми. Вечные заводилы, хохмачи, отличные рассказчики. Если кому нужно поднять настроение, позовите боевого мага: от уныния не останется и следа. Потому что по-другому быть не могло: универсальные машины уничтожения иначе сломались бы, а то и обернулись против тех, кого обязаны защищать.
А вот у Итена быстро переключаться из боевого режима в состояние покоя не выходило никогда. Если случалась проблема, он на ней зацикливался, думал и думал, стремясь из множества вариантов решения найти оптимальный. На то он и инспектор, должно быть: стремится расследовать дела, докопаться до сути. Но как же порой становилось сложно. Как сейчас: стоять, пялиться в уже не настолько слепящий свет, как вначале, и ждать. Снова и снова перебирая в голове, что способно пойти не так. Ведь, если способно, то обязательно пойдет — один из законов подлости, все же. И он работал слишком часто…
— Ит!
— Эй! — Одвиц сжал его плечо настолько сильно, что Итен вскрикнул.
— Вот и ставь вас, головастых, наблюдателями, — проворчал маг. — Ты вообще-то тут стоять должен. И не стыдно?
— А что я? — не понял Итен и лишь затем огляделся. Сам того не заметив, он обогнул Одвица и преодолел половину расстояния до двери. — Вот же…
— Угу.
Итен вернулся на прежнее место, шепча проклятия.
— А вот еще, значится, случай был…
Минуты текли часами. Для Итена они и вовсе превратились в вечность, но вот снова натянулись жгуты на запястьях Одвица. Маг напрягся, но сопротивления, как недавно, не ощутил. Итен, прищурившись, разглядел черную точку на фоне белого сияния. Та росла и росла. Стали видны два силуэта. Он кинулся к двери, но на этот раз никто не подумал его удерживать, ухватил под руку Ирвину, помогая переступить порог, а затем втянул в коридор худое и костлявое тело, в котором не сразу признал чумазую, растрепанную девчонку.
— Благодарю, — Ирвину била нервная дрожь, которую Итен ни в жизнь не заметил бы, не стой он почти вплотную. — Ну я вам скажу, это был тот еще номер.
Одвиц подтянул ее еще дальше от двери. Ларг и Кадьвин синхронно повернулись к белому свету, спуская заклинания с поводков. Итен закрыл глаза, но получил удар и сквозь веки, вскрикнул, но не от физической боли: жаром опалило сознание. Кровь застыла на языке, минуя уши, в голове закричали сотни голосов, в которых отчетливо солировал знакомый женский, обещающий прийти во что бы то ни стало и отомстить. Отомстить ему, паршивому недомагу, посмевшему воевать с женщиной: несчастной, одинокой, лишенной поддержки и возможности опереться на сильное мужское плечо.
Кажется, Итен рассмеялся, услышав весь этот бред. Кажется, древняя карга обиделась на него еще сильнее, а под-антипод всмотрелся внимательнее. На миг перед внутренним взором возник зал, заполненный туманом, пустой камин и зеркало в нем. Перед ним застыла светловолосая женщина в бальном платье. Горели свечи. Из зеркала смотрел… Итен не мог разглядеть ничего, кроме мглистого силуэта и алых угольков на месте глаз.
* * *
Оплеуха привела его в чувства.
— Ну ты… милый мой… — он, оказывается, сполз по стене и теперь валялся в коридоре. Ирвина сидела на нем и отвешивала одну пощечину за другой. Нитей на ней уже не было, как не присутствовало в коридоре ни боевых магов, ни спасенной девчонки. Дверь в бывшую зеркальную комнату отсутствовала. Комната поражала голыми стенами и отсутствием мебели. Пол усеивал невесть откуда взявшийся песок и мелкие камни… вернее, галька.
— Водами космического океана намыло.
— Что? — град ударов прекратился.
— Гальку, — пояснил Итен и прикрыл глаза.
Щеку снова обожгло. Несильно.
— Нашел место и время падать в обморок!
«Действительно, — Итен мысленно с ней согласился. — Да как я только посмел?»
— Ненужно меня больше бить, госпожа Блакарди, мне нехорошо и без этого, — столь длинную фразу, произнесенную совершенно спокойным, без малейших эмоций голосом, Итен выдал неожиданно и для самого себя. Начальницу же он, похоже, напугал.
Только этим он мог объяснить то, что Ирвина мгновенно перестала злиться (а жаль, от нее исходило приятное тепло с ароматом чего-то копченного, острого, тормошащего обоняние и не позволяющего отрешиться от всего сущего; кажется, он впитывал ее эмоции, вдыхая и через кожу), прикоснулась ладонью к его лбу, а затем к виску, прикрыла глаза, что-то проверяя.
— Так… — наконец, произнесла она. — Это ты, а не кто-то другой.
— Я, — подтвердил Итен. Голос по-прежнему звучал ровно и… совершенно мертво. Так, должно быть, мог разговаривать камень. — Поклянусь, чем скажете.
— Уже неплохо. Где болит?