— Я не знаю, подумали ли вы о том, что сокрытие преступления для собственной выгоды карается законом. То же самое относительно укрывания преступника. И мы с вами не должны об этом забывать. Нам нужно установить, кто убил, и установить это еще до того, как это сделает полиция. Я не хочу допустить, чтобы это убийство было свалено на вас или меня. Если Берк виновен, мы должны его найти как можно быстрей и убедить отдать себя в руки правосудия. И потом постараемся, чтобы дело было рассмотрено, прежде чем прокурор успеет собрать слишком много доказательств. Одновременно предпримем шаги для того, чтобы заткнуть пасть Локку и не допустить опубликования этой статьи в «Пикантных ведомостях».
Она посмотрела на него и спросила:
— А как вы это сделаете?
Мейсон усмехнулся:
— Это уже мое дело. Чем меньше вы будете знать, тем лучше. Меньше сможете разболтать.
— Вы можете мне доверять. Я умею хранить тайны.
— Вы хотели сказать, что хорошо умеете лгать, — уточнил он. — А в этом случае этого делать не придется. Вы просто ничего не будете знать.
— Берк его не убивал, — убежденно заявила она.
Мейсон посмотрел на нее исподлобья.
— Это, собственно, одна из причин, по которой я хотел с вами поговорить. Если Берк его не убивал, то к т о это сделал?
Она отвела глаза.
— Но я ведь вам уже говорила, что у мужа был какой–то мужчина. Не знаю, кто это, я думала, что это вы. У него точно такой же голос.
Мейсон поднялся с хмурым выражением лица.
85
— Послушайте меня. Если вы будете продолжать со мной такие штучки, я брошу вас на произвол судьбы.
Она расплакалась.
— Что же я м-могу еще сказать? В-вы спрашиваете меня, н-никто нас не слышит. Я г-говорю вам, к‑кто это был. Я слышала ваш г-голос. Но я не скажу полиции, даже под пыткой.
Он подошел к ней, отнял ее ладони от лица и посмотрел в глаза. В них не было и следа слез.
— Запомните хорошенько, что я вам скажу. Вы не могли слышать мой голос, потому что меня там не б ы л о. И кончайте этот цирк со слезами. А если вам уж так хочется изображать из себя плачущую, то носите в платочке лук.
— Значит, это должен был быть кто–то с голосом похожим на ваш, — не уступала она.
Он зло посмотрел на нее.
— Неужели вы так влюблены в Гаррисона Берка, что хотите сделать из меня козла отпущения, если я его не вытяну из этой истории?
— Ничего подобного. Вы хотели, чтобы я сказала правду, вот я ее и говорю.
— Знаете что? Мне хочется сейчас встать и уйти. И оставить вас со всеми этими проблемами.
— Тогда, — сказала она невинно, — мне пришлось бы, разумеется, рассказать полиции, что я слышала ваш голос.
— Вот, значит, какой у вас план?
— У меня нет никакого плана. Я просто говорю правду.
Она говорила очень милым, сладким голоском, но в глаза ему не смотрела. Мейсон вздохнул.
— Еще никогда я не бросал клиента на произвол судьбы, даже если он был виновен. Постараюсь об этом не забывать. Но видит Бог, как трудно мне удержаться от искушения в этом случае, и не знаю, смогу ли я устоять.
Она сидела на кровати, обвивая платочек вокруг пальцев.
Мейсон продолжал:
— Возвращаясь от вас, я зашел в аптеку, из которой вы звонили. Разговаривал с продавцом. Он наблюдал за вами, когда вы зашли в телефонную кабину, и этому трудно удивиться. Женщина в вечернем платье и в мужском плаще, промокшая насквозь, заходит в полночь, чтобы позвонить по телефону. Любой человек обратил бы на нее внимание. Так вот этот продавец утверждает, что вы звонили в два места.
Она смотрела на него широко открытыми глазами, но ничего не говорила.
— Так кому вы звонили, кроме меня?
— Никому. Продавец ошибается.
86
Мейсон взял шляпу и надвинул ее низко на лоб. Повернулся к Еве Белтер и сказал с бешенством:
— Как–нибудь я вас из этого вытяну. Не знаю еще как, но вытяну. Только, клянусь Богом, это вам будет стоить огромной суммы денег.
Он вышел в коридор и громко захлопнул за собой дверь.
Глава 12
Первые лучи утреннего солнца золотили крыши домов, когда Перри Мейсон поднял с постели экономку Гаррисона Берка. Это была женщина лет пятидесяти семи, с пышными формами. Глаза ее враждебно блестели.
— Меня не интересует, кто вы такой, — негодовала она. — Говорю вам, что его нет дома, и не знаю, где он. Он вернулся около полуночи, потом ему кто–то позвонил, и он ушел. Потом телефон надрывался всю ночь. Я не подходила, потому что его все равно не было, а я, если встаю среди ночи, потом не могу согреться. И вообще не люблю, когда меня поднимают с постели в такое время.
— Этот звонок был вскоре после его возвращения? — спросил Мейсон.
— Вскоре, если это вообще вас касается.
— Как вы думаете, он ждал этого звонка?
— Откуда я могу знать? Он разбудил меня, когда пришел. Я слышала, как он отпирает дверь, потом — как запирает. Пробовала снова заснуть, но зазвонил телефон, и я слышала, как он разговаривает. Потом он взбежал наверх, в спальню. Я думала, что он пошел лечь, но, видимо, он упаковывал вещи, потому что исчез чемодан. Затем он сбежал вниз и хлопнул входной дверью.
— Да, наверное, это все, — закончил рассказ вместо нее Мейсон.
— И я так думаю, — ответила она и закрыла у него перед носом дверь.