2 июля 1962 года Винн снова прибыл в Москву, это было последнее посещение им нашей столицы, если не считать его вынужденной поездки для присутствия на настоящем процессе.
Это пребывание Винна в Москве было всего четырехдневным, но он успел получить от Пеньковского очередной пакет с фотопленками и письменным донесением, передать его Чизхолму, получить от последнего пакет со шпионскими инструкциями, сигнальными открытками и 3 тысячами рублей для Пеньковского, банку из-под порошка «Харпик», а также фотографии супругов Кауэллов и Карлсонов, которые он показал Пеньковскому.
В связи с тем, что Пеньковский обнаружил за собой наблюдение и был взволнован, Винн сообщил об этом Чизхолму на встрече в туалетной комнате американского клуба в Москве, а также доложил об этом по приезде в Лондон и показывал на карте Москвы маршруты своего движения с Пеньковским. В Москве же Винн успокаивал Пеньковского и обсуждал с ним возможные варианты побега на Запад.
Все обстоятельства не оставляют ни малейшего сомнения в том, что Винн являлся активным участником шпионской деятельности против Советского Союза, главным связником между Пеньковским с одной стороны, английской и американской разведками — с другой.
Будучи изобличен и не имея возможности отрицать это обвинение, Винн как на предварительном следствии, так и в суде утверждал, что об истинном характере связей Пеньковского с разведками он длительное время, вплоть до встречи с Кингом в Амстердаме в августе 1961 года, не знал и узнал об этом только тогда, когда он, Винн, уже был вовлечен в водоворот событий.
В суде Винн показал:
«Да, к этому времени, когда состоялась моя встреча с Кингом в Амстердаме, я действительно понял, что занимаюсь шпионажем. Все туже затягивались тиски, в которые я попал. Круг замкнулся».
На ваш вопрос; товарищ председательствующий: «Кто сжимал эти тиски?» — последовал ответ: «Британская разведка».
До встречи в Амстердаме, как утверждает Винн, он считал, что между Пеньковским и сотрудниками Форейн-оффис — британского министерства иностранных дел — ведутся какие-то неофициальные переговоры. Так ему говорили, а он привык верить джентльменам на слово, но его обманули, и поэтому он здесь, на скамье подсудимых.
В процессе судебного следствия уделялось много времени анализу этих объяснений Винна, и я полагаю, что мы имеем основания отвергнуть их, как несостоятельные и неправдоподобные. Да и сам Винн, продуманно и изворотливо защищавшийся в суде, в конечном счете вынужден был отступить и признать многое из того, чего ему очень не хотелось признавать.
Мы имеем категорические утверждения подсудимого Пеньковского о том, что содержание первых доверительных бесед между ним и Винном в апреле 1961 года не оставляло сомнений в том, что речь идет об установлении разведывательных связей. Но я оставляю пока в стороне эти показания Пеньковского и буду оперировать объяснениями самого Винна и объективно установленными фактами.
Прежде всего обращает на себя внимание то, что тем человеком, которому Винн сразу же после приезда в Англию сообщил о переговорах с Пеньковским, был некто Хартли, который, по словам Винна, являлся сотрудником безопасности одной из крупных английских фирм.
Именно с этим Хартли по возвращении в Лондон связался Винн, а вернее, с Винном связался Хартли, которому неведомыми нам путями уже стали известны происшедшие в Москве события, и Хартли пришел не один, а с английским разведчиком Аккройдом.
Правда, как объясняет Винн, Аккройд представился сотрудником министерства иностранных дел. Но, как мы с вами хорошо знаем, да и Винн об этом вскоре тоже узнал, «дипломатическая» деятельность Аккройда очень схожа с той, которой занимались Чизхолмы, Кауэллы и прочие.
Прошу заметить, что документ, привезенный из Москвы от Пеньковского, был передан не Хартли, а Аккройду и в последующем фигура Хартли уже не появляется на нашем горизонте.
Случайна ли во всем деле фигура Хартли? Нет, не случайна! Хартли — сотрудник английских органов безопасности, он ведет работу с лицами, выезжающими в социалистические страны, инструктирует этих лиц, указывает, на что обращать внимание, что запоминать, о чем писать в отчетах, какими сведениями их насыщать, чтобы они были полезны не только для дела, но и для «Интеллидженс сервис».
Поэтому Винн знал, к кому надо обратиться в Англии насчет Пеньковского, и не ошибся.
Весь характер встреч Винна с представителями английской разведки, с английскими дипломатами в Москве, с самим Пеньковским в Москве, Лондоне и Париже, строго продуманные меры по конспирации, в обстановке передачи пакетов со шпионскими материалами и снаряжением не оставляли никакого сомнения в том, что речь идет о шпионаже, хотя, как утверждает Винн, слова «шпион», «агент», «разведчик» при этом не употреблялись.
В мае 1961 года Аккройд и Кинг категорически запретили Винну в телефонных разговорах в Англии называть подлинную фамилию Пеньковского и предложили именовать его «Янгом». Этому обстоятельству Винн также пытался дать невинное объяснение, заявив в суде: