Дело сердца

Гениальность Карреля подчеркивает и тот факт, что в следующие 43 года никто не решился повторить его операцию по установке шунта. В 1953 году два хирурга в противоположных уголках земного шара придумали похожую методику подсоединения новых кровеносных сосудов к коронарным артериям. Владимир Демихов, ученый-исследователь из Московского института экспериментальной и клинической хирургии, подвергаемый в свое время гонениям, приобрел известность благодаря серии странных экспериментов по трансплантации органов. Ему удалось провести ряд операций по установлению шунта на собаках – некоторые из этих животных прожили потом более двух лет. Гордон Мюррей, ничего не знавший о его работе, работая у себя в Торонто, использовал участки сонной артерии, чтобы пустить кровь из аорты собаки в коронарное кровообращение. Он высказал предположение, что эта методика может оказаться полезной и для людей, однако большинство его коллег отнеслось к этой идее скептически, полагая, что коронарная артерия, шириной всего в два миллиметра, слишком мала, чтобы к ней можно было что-то прикрепить. С оборудованием того времени проводить подобный анастомоз было действительно чрезвычайно сложно: в распоряжении хирургов была лишь довольно грубая и толстая плетеная нить из хлопка или шелка. В следующие десять лет появилось новое поколение хирургических нитей из полимерных материалов, которые были тоньше человеческого волоса и прочнее стали, они-то и сделали возможным наложение швов с невиданной прежде точностью.

Хирурги обычно дорожат своим первенством в той или иной сфере медицины и очень ревностно следят за тем, чтобы их место никто не занял. Тем не менее по поводу того, кто первым провел аортокоронарное шунтирование, существует масса разногласий. В 1960-х годах не менее пяти хирургов независимо друг от друга разработали и применили на практике данную процедуру, прооперировав несколько человек. При этом хирург, считающийся ее общепризнанным изобретателем, сделал это последним. Подобная путаница стала следствием того, что пионеры кардиохирургии работали в изоляции друг от друга и ничего не знали про своих коллег, которые занимались похожими исследованиями где-нибудь в другой стране. Кроме того, некоторые хирурги недооценивали значение своего, как им казалось, незначительного нововведения.

Первым из них был Роберт Гец, малоизвестный хирург из Нью-Йорка, который 2 мая 1960 года с помощью металлического кольца соединил внутреннюю грудную артерию пациента с его правой коронарной артерией. Эта операция требовала невероятно слаженной работы сразу четырех хирургов, каждый из которых играл четко отведенную роль, потому что на то, чтобы сшить артерии вместе, у них было всего семнадцать секунд. Но в результате спешка только все замедлила, так как в суматохе хирурги случайно разорвали анастомоз, и на устранение повреждений ушло еще полторы минуты. Пациент прожил после этого год, но все равно большинство коллег Геца выступало с резкой критикой сделанной им операции. Все упоминания об операции таинственным образом исчезли из больничной документации, и Гецу так и не разрешили провести ее повторно. Два года спустя Дэвид Сабистон, хирург из Северной Каролины, использовал ножную вену, чтобы обойти закупоренную коронарную артерию, однако его пациент умер вскоре после этого от инсульта.

Следующая операция в этой серии «первых» стала скорее захватывающей импровизацией, чем спланированной манипуляцией. В ноябре 1964 года Эдвард Гаррет из Хьюстона, младший коллега Майкла Дебейки, оперировал водителя грузовика сорока двух лет, чьи коронарные артерии были на 85 процентов закупорены жировыми отложениями. Попытки выскоблить бляшки привели к повреждению сосудов, и в отчаянии Гаррет принял решение применить методику, которую прежде пробовал лишь на животных. Он поспешил сделать надрез на ноге пациента, удалить участок его подкожной вены, а затем сделал из нее шунт в обход закупоренного участка. Хотя это и было существенное достижение в хирургии, Гаррет, судя по всему, недооценил его значимость. Он не делал никаких публичных заявлений по поводу проведенной им операции и сообщил о ней лишь семь лет спустя, когда пациент был все еще жив и по-прежнему не испытывал неприятных симптомов.