Я продолжала гладить его по волосам, пока Максим не уснул. Случилось это… минуты через две. Он был вымотан эмоционально больше, чем физически.
Как и я.
Перед тем как перейти к каталогизированию фотоснимков, я вернулась на балкон, чтобы убрать стаканы из-под салатов. Погасила лампу, поправила смятые коробки и перегнулась через перила, рассматривая дорогу и ближайший палисадник.
Была ли тень? Случайный ночной прохожий или… не случайный?
Я все больше убеждалась, что подвесила спасательную веревку не зря. Если это не галлюцинации (привет, отражения!), однажды она спасет меня, когда в дом ввалится маньяк.
За распахнутым в спальне окном я слышала стоны Максима.
– Идем, Геката, – забрала я хорька, откладывая работу с фотографиями на потом. – Сегодня без ночной смены.
Вернувшись в спальню, я взяла Максима за руку, и он тут же успокоился, умолк.
Геката уткнулась мордочкой в наши с ним скрещенные пальцы, пока мы с Максом были вынуждены отправиться в страну кошмаров, ведь чтобы проснуться, нам нужно было преодолеть подземный мир богини колдовства и ядов, а держась за руки, идти вдвоем сквозь ад чуть менее страшно.
Глава 7
«Майский день» сальмонелл
Утром, давая Максиму подольше поспать, я накрыла его босые ноги упавшим ночью пледом и вышла на улицу забрать в кафетерии по выигранному лотерейному билету премиум-набор с выпечкой.
Оказалось, что мне полагалась целая корзина из пятидесяти булочек. Чтобы не пропали, я решила взять их с собой на катер, куда меня днем ранее пригласил Максим.
– Ну, он у тебя и красавчик! – протянула Алина поллитра латте на банановом молоке с апельсиновым сиропом. – Такая тачка, такие плечи! А эти чуть раскосые глаза! Боже, я тащусь! Он точно твой парень? Или ты еще не решила?
– А как же твои гитаристы и футболисты, Алин?
– Мой парень считает, что крестьянин и христианин – это одно и то же. Он хочет пригласить к нам семь человек своих теть, дядь, братьев и сестер и просит меня придумать, как всех разместить в съемной хрущевке.
Я задумалась о том, что стоило мне перешагнуть порог Каземата, и семья Максима уменьшилась наполовину. Ни сестры, ни матери у него не осталось, да и Воронцовы-старшие тоже больше не живут вместе.
– Готово! – закончила Алина паковать нарядную корзину в прозрачную пленку, повязав огромный бант с принтом кафе, украшенный золотыми колосками. – Заходите с Максимом почаще! – перевалилась она на локтях через столешницу. – Та женщина, ну с собакой, которую я облила из таза… она каждый день теперь приходит. Оставляет мне на чай по тысяче и пялится в окна, как будто вас ждет! Вы же как дорама! Как страстно вы брали те мазки ватными палочками друг у друга! Это был тест на отцовство? Не говори, что ты родила! Я старше на два года – и все еще в девках!
– Не переживай. Ты точно первой замуж выйдешь.
– Я вас приглашу к себе на свадьбу!
«Не самая лучшая идея», – думала я, вспоминая, чем закончилась единственная свадьба, на которую меня пригласили.
– Конечно, – сдержанно кивнула я, сгребая в охапку корзину, полную круассанов, маффинов, трубочек со взбитым кремом, макарунов и косичек с поджаренным пеканом, – мы с радостью придем!
«Точно нет!» – пронесся мой внутренний голос из правдомерочной в лицемерочную.
В квартире Максим вовсю орудовал на кухне. Помыл вчерашнюю посуду, расставил на столе доставленные курьером сырные нарезки, ароматный хлеб, йогурты, готовые блинчики и сырники, брускетты, каши и разноцветные фрукты, названия которых я и не знала.
На подоконнике я заметила коробку, набитую разномастными пухлыми, длинными, короткими, плоскими или в форме цветов свечами. Уверена, внутри не было ни одной с ароматом ананаса.
– Кирыч! Доброе утро! – перекинул Макс через плечо кухонное полотенце. – Красивая корзинка. Твой завтрак? А я тут накидал нам разного. Не знал, что едят фигуристки по утрам.
– Я давно не фигуристка, не хоккеистка и не гимнастка, Макс, – передала я ему корзину. – Булки для пикника. Выиграла их по твоим билетикам.
– Говорил же, повезет!
Приблизившись, он поцеловал меня в щеку, но быстро отошел к плите:
– Омлет! Чуть не сгорел. Ты умеешь варить кашу, чтобы половина от нее не пригорела, а я жарить омлеты. Трубочкой. Внутри влажный и упругий снаружи. Красота!
Почему-то в голове у меня запрыгали картинки из фильма «Американский пирог».
Максим медленно обернулся, сжимая лопатку, и мы оба рассмеялись.
После завтрака, закрыв дверь в комнату, я переоделась в раздельный купальник изумрудно-зеленого оттенка. Верх и низ держались только на бретельках, без каких-либо крючков. Натянула бежевые шорты с широкими карманами, а сверху неизменные три спортивных топа из тонкой ткани и белую футболку оверсайз. Повязала на талию свободную рубашку (ту самую, из запасников морга Камиля, обрызгав ее освежителем воздуха), кинула в рюкзак полотенце, сменные вещи… и пару метательных ножей. Волосы стянула резинкой в высокий хвост.
У двери, замерев на секунду, дотянулась до тумбочки и бросила в рюкзак еще два ножика.