Дело шести безумцев

– Нет. Я их выкрутила. У меня только одна настольная около компьютера и свечи. Много.

– И в ванной?

– Ага. Ректальные.

– И зеркало закрыто простыней, – постучал он по столешнице трюмо в прихожей.

– Оно вмонтировано. Невозможно отодрать.

– Отодрать? Могу помочь. Кого и как?

– Вон тапки, – отодвинула я створку шкафа-купе. – Есть хочешь? В холодильнике оливье.

На кухне Максим уставился на полку распахнутой дверцы холодильника, удивленно спрашивая:

– Ждешь кого-то? Третьего? А лучше третью.

– Ты про что?

– У тебя тут три граненых стакана с оливье.

– А! Потому что они все разные. Первый без горошка и с курицей. Второй с горошком и говядиной. А третий с колбасой, без морковки и яиц. Я пробую разные… варианты, учусь готовить. Все, что умела до переезда, – варить овсяную кашу так, чтобы половина не пригорала к кастрюле или хотя бы треть.

– Прекрасно, – прикрыл он дверцу холодильника, чтобы оказаться ближе к моему лицу, – значит, на завтрак у нас будет почти не пригоревшая овсянка?

– Ты останешься на ночь? – спросила я, стараясь задать вопрос без удивления, а только уточняя.

– Если захочешь, останусь на все ночи.

– Оставайся… если хочешь просто спать, а не переспать.

– Можно переспать и «сложно», – вытащил Максим все три граненые формы, втыкая в каждую по деревянной вилке. – Все, как ты захочешь.

– Хочу в душ.

– С ректальной свечкой справишься?

– Она для особых случаев. Вот, – щелкнув по чайнику, я поставила на стол сушки, шоколадные конфетки и банку вишневого варенья, которую прислала бабушка. – Кушай, пей чай. Я быстро.

– Кир?

– А?

– Ты серьезно живешь тут при свечах?

– Не люблю свет. Ну типа… яркий свет… он меня бесит.

К тому же без света меньше отражений. Черное в черном не отражается. То, что происходит в моем черном разуме без света, не разгляжу даже я.

– Мне нужно это увидеть, – увязался Максим следом в ванную.

Я не обманула и не преувеличила. На полке, над которой не оказалось зеркала, стоял глубокий подсвечник с толстой желтой свечой. Девять зеркальных плиток я отковыряла отверткой, не сумев справиться только с одной.

– Ты замазала зеркальную плитку черным маркером? – провел Максим пальцами по оставшемуся куску. – Так и подмывает спросить.

– Не сейчас, Максим… ты обещал, что мои декорации не вызовут у тебя вопросов.

И он переключил внимание.

– Ананасовая, – вдохнул Максим аромат, когда я подожгла пламя. – Почему выбрала этот запах?

– Напоминает про поместье. Так пахло в Каземате.

– Потому что я везде курил вейп.

– Хорошо, что бросил, пока не выкурил себе все легкие.

Максим водил ладонью над пламенем. Черные рытвины теней пожирали впадинами его глаза, нос, губы. От нашего дыхания трепетал огонь, и, когда Максим, оставив свечу, не сводя с меня взгляда, потянул вверх за нижний край толстовки, я подняла руки вверх, позволяя снять ее с себя.

Толстовка рухнула мне под ноги, и он принялся стягивать футболку. Под ней оказалась еще одна. И еще одна.

– Я надеюсь, нижнего белья будет тоже – всего по три, – провел он рукой между моих лопаток. – Хочу раздевать тебя бесконечно долго.

Он угадал. Их было три: имелся широкий топ, потом спортивный и совсем тонкий, из прозрачной тюлевой ткани.

Обе руки Максима зарылись мне в волосы, вытягивая карандаш из пучка и разматывая пряди. Спортивный и широкий топы он потянул на себя, чтобы не провести резинками по груди, избавляясь от них быстрее. Оставался последний – с прозрачными тюлевыми треугольниками на паре тесемок.

Его губы опустились в ложбинку между ключиц. Он двигался к плечу медленными поцелуями, сбрасывая легкую бретельку губами. Я приблизилась к шее Максима, вдыхая его запах. Целый день, пока я моталась по городу, моя кожа напитывалась ароматами сложных разговоров, ревущих трасс, автомобильной обивки, соленой еды, скоростей и жары, покрывалась налетом сумрака и пролитого кофе.

Максим стоял близко: всего полшага, и я впечатаюсь в его грудную клетку, как впечатываются в меня целый день три топа и три футболки. Они нужны, чтобы ощутить… прикосновение, объятие, защиту. Если меня не обнимали руки, то пусть обнимут хотя бы майки.

Оставалась половинка шага до объятий крепче всех, что случались в моей жизни, но я шагнула совсем не туда, а в обратную сторону. Половинка шага, ставшего целым.

Вытянув руку, Максим аккуратно вернул бретельку на место, коснулся невесомым поцелуем моего лба и, ничего не сказав, покинул ванную.

– Я на балконе! – крикнул он, упростив мне задачку юного следователя: как найти человека в студии-однушке.

На подоконнике горела небольшая лампа с зеленым абажуром. Максим сидел на подвешенных к потолку плетеных из гамакового шнура качелях. На столике перед ним стояли три пустых стакана из-под оливье и дымящийся заварник. Он отложил планшетку, на экране которой я успела рассмотреть снимки рукописного текста.

– Все салаты вкусные, но с курицей зашел больше всех, – похвалил он. – Первый раз за день поел, вкуснятина, спасибо! Чай?

– Да, можно.

Я села на стул, накинув на плечи шерстяной плед.

– Был у отца? – спросила я. – Вы поговорили?