Дело шести безумцев

– Токсин, Кира. Если я его обнаружу после эксгумации, он должен быть рядом. Больше трехсот метров от домов они не отходили. Я о тех, кто свел счеты с жизнью вне квартир. Жертвы его приняли от кого-то, или они случайно контактировали с ним. Никто не умер на работе, на даче или в транспорте. Все в своих районах и домах.

Краем глаза я заметила яркий белый свет, ударивший в нас с Камилем справа, и быстро скрывшийся в подворотне силуэт.

– Ты видел?

– Что?

– Похоже на вспышку от фотоаппарата… Нет… ничего… – отмахнулась я, – ничего важного.

Вооружившись телефоном, я ходила от аптек до универмагов, от киосков до поликлиник, от школ до садиков и от кафе до химчисток. Сделала снимки открытого летнего рынка, футбольной секции, фитнес-клуба, кальянной и библиотеки.

На обратном пути купила два салата в порционных мисках и две бутылки воды в магазинчике здорового питания.

– Только не говори, что это будет моя работа – каталогизировать все объекты, – протянула я Камилю салат и воду.

– Видишь, как следователь ты наконец-то сделала верный вывод, обладая первоначальными сведениями. Все равно не спишь по ночам.

– Тебе-то откуда знать? – удивилась я, что он в теме.

– Четыре остановки на автобусе. Когда бегаю по утрам, вижу в окне зеленый свет.

– Может, я сплю с ночником?

– И прохаживаешься во сне с хорьком на плече по балкону? У тебя сомнамбулизм?

– Заходи в гости, а не страдай вуайеризмом. Покажу тебе веревку для побега. Между прочим, сутки тренировалась делать узлы, чтобы прицепить ее правильно.

– Ты подвесила веревку для побега? – удивился он. – Неужели воспользовалась моим советом?

– Но ты же сказал, что на меня может напасть маньяк.

– Одного маньяка ты скоро пустишь к себе в дом сама.

– Максим уже обыка́лся… столько ты сегодня говоришь о нем!

Следующим адресом стал дом пятнадцатилетнего Ильнара Васильева, который проткнул десять главных вен огромными рыболовными крючками. Это случилось в окрестностях Николо-Хованского пруда.

– Многоэтажки, – смотрела я на здания, когда Камиль опустился на корточки возле берега пруда, заросшего осокой.

Он облокотился спиной о знак «Купание запрещено» и сунул травинку между зубов.

– Кишечная палочка, сальмонелла, гепатит, отравление ртутью или свинцом, – смотрел он на воду, – парень мог просто водички хлебнуть, чтобы кони двинуть.

– При чем тут кони? – никогда не понимала я смысла этой фразы.

– Когда человека сбивает машина, у него с ног слетает обувь. Крепче всего держатся коньки. Они плотно шнуруются. Если обувь валяется где-то недалеко от тела, можешь пульс не проверять – двинул кони. Кони – сокращение от коньков, а не от коней.

Плечо Камиля подергивалось мелкой дрожью, когда он поднял горсть грязи, принюхиваясь.

– Это не нормально, Кира.

– Нюхать грязь? Согласна!

– Я не знаю ни одного препарата, обладающего такой мощностью для изменения сознания. Они могли становиться овощем, пуская слюну. Померли бы, в конце концов, от передозировок с кровоизлияниями в мозг, а не эти… танцы на перилах, завтрак из грунта, ария с фурой.

Плюхнувшись на берег рядом, я медленно повернулась, теребя кулон:

– У тебя есть план?

– Вскрою гимнастку, узнаю.

– Почему сразу ее?!

– Какая разница? На более старое тело проще получить документы об эксгумации.

– Она… наверное уже разложилась…

– Мертвые – просто тела. Военному Наталью жалко из пакетов высыпать, тебе гимнастку вынимать из свадебного платья. Им все равно, Кира. Их больше нет.

– Живые думают о мертвых больше, чем мертвые о нас?

Завуалированно я описывала навязчивое присутствие возле себя сестер и смеха Аллы в голове. Все они давно умерли, но не собирались оставлять меня в покое.

Камиль сыпал сухими фактами, не умея чувствовать так тонко, как пробовала выразиться я.

– Тело остывает со скоростью минус один градус в час. Меньше чем за сутки оно такое же, как температура окружающей среды. Мертвые ни о чем не думают, Кира. Их мозг перестает функционировать. Если дыхание и сердце иногда получается завести и держать на аппаратах, то мозг – нет.

– Ты кого-нибудь убил?

– Мои пациенты и так мертвы. Повезло с выбором профессии.

Он дернул уголком губ, очевидно радуясь удачной шутке патологоанатома.

Я выдернула травинку у него из зубов:

– Руки гелем натираешь, а теперь сальмонелл из пруда жуешь?

– Повышаю иммунитет кишечника. И нет, Кира. Мой ответ – нет. Человека я не убивал.

– Какой срок давности за убийство? – спросила я, поднимаясь с примятой травы.

– За тяжкое десять лет, особо тяжкое – пятнадцать.

– Значит, шесть лет в запасе на поиск правды о смерти сестер, ведь прошло только девять, а убили их особо тяжким способом. Читал? Или тоже пролистывал?

– Читал заключение о вскрытии.

– И что? Зацепки были?

– Щепки были. В каждом теле по двадцать проколов. Дело закрыто. Смерть признана не насильственной.

– Сестер могли столкнуть с обрыва! Все говорят, что там была куча народу в тот выходной. Мало ли какого маньяка занесло на детский праздник?

Камиль размахнулся и швырнул подобранный на Нагатинском мосту камень блинчиком по поверхности пруда. Я насчитала двадцать два отскока.